Истины бытия и познания - [79]
«Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак, будьте мудры, как змии, и просты, как голуби» (Библия. Евангелие от Матфея. Гл. 10. Ст. 16).
«Оказались заблудшие два барана в темном лесу среди волков. Пока хищники не проснулись и пока не рассвело, один из баранов торопливо обломал рога, обточил копыта под когти, а зубы под клыки, наслюнявив, выпрямил колечки шерсти. Закончив перевоплощение, начал зевать, стараясь завыть: «У — у — у — у…» Получилось нечто похожее на «бэу — бэу — бэу…» Под удивленными, злыми и подозрительными взглядами волков он делал вид, что он заболевший волк, потому вид у него немного бараний и голос с хрипотцой. Поверили… кажись… Облегченно вздохнул…
Второй же, прочистив голос, от души заблеял, вслушиваясь и наслаждаясь звонкой мелодией бараньего естества, понимая, что слышит эти звуки в последний раз. Счастливчика загрызли. В пиршестве, скрывая отвращение, участвовал и урчал от показушного удовольствия «умный» баран, который прожил в стае, завывая по ночам на Луну, до старости. Вид здорового волка, естественно, ему не вернулся, и его долго еще считали в стае «паршивой овцой» с отклонениями, которой место не в стае, а в стаде. Многое стало привычным, лишь сны, пожалуй, оставались без изменения — бараньими.
Когда волки стали досаждать соседней деревне, на них устроили облаву и перебили. Люди были удивлены: в стае волков оказалось всего один старый волк, а все остальные были подстриженные под волков бараны и козлища»>{190}.
Трудно быть героем, тропинка на Голгофу не очень-то затоптана, ибо каждому хочется подольше пожить и походить по широким асфальтированным проспектам.
Героизм и состоит в том, чтобы не быть не только бараном, но и волком, а суметь сотворить свою судьбу по законам красоты, доброты и истины. Владимиру Семеновичу Высоцкому это удалось сделать. Тем выше его величие, что он сумел это сделать, во-первых, в подлом веку, во-вторых, в подлом государстве, в-третьих, среди… волков и козлищ. Ницше делил бытие на Дионисийский и Аполлоновский уровни. Первый — истинный, где нет привычных для Аполлоновского уровня иерархий, систем, порядка, отнимающих у людей необходимость в каждый момент своей жизни самим принимать творческое решение. Второй уровень — мир застывших обломков реальной жизни, где все навсегда заранее расписано для ленивого ума и для душ, не желающих нести ответственность ни за себя, ни за других. Люди (в терминах Ницше «толпа»), образующие «народ», живут в Аполлоновском мире. Политика, право, религия, мораль и так далее — все заранее уже упорядочили и расписали, как человеку правильно жить. Ему не надо себя утруждать поиском истины, они уже даны в готовом виде. Надо лишь заучить и пунктуально выполнять. Такова повседневность обычного человека и банальной жизни. Но среди людей время от времени появляются те, кто не желает терять своей дионисийской природы, хотя бы даже обрекая себя на страдания или даже на смерть. Для толпы они «глупые бараны», не понимающие здравого смысла повседневной жизни, где надо насиловать свое естество для удобства и утилитарной пользы. Ницше называет их «сверхчеловеками». Они творят новый пласт Аполлоновского порядка, который новое поколение «умных баранов» будет принимать за истины последней инстанции, а прежний «сверхчеловек» станет своим для всех представителей толпы народа — от рафинированного интеллигента до уголовника. О причине этого мы уже говорили выше. Высоцкий завоевал право быть самим собой, непохожим ни на кого. Он не принадлежат ни государству, ни народу, ни нации, ни партии, ни отдельному человеку. Поэтому он ничей и общечеловеческий, ибо реализовал естественное право, данное каждому, но реализуемое лишь единицами. Как Аполлоновская инструкция звучат слова другого великого русского поэта:
Может тогда удастся каждому из нас прожить именно свою жизнь, а не ту, что подкидывает случайность рождения: родителей, образования, политических, правовых и других норм.
5. Саламандра
В институте все звали его Саламандрой — никто не помнил и не знал почему, впрочем, никто и не придавал этому слову другого значения, чем то, кого оно обозначало. А принадлежала эта кличка невзрачному мужчине неопределенных лет. В том удивительном человеке все было поразительно стандартно: прическа была дозволенная (не знаю, есть ли такой приказ, где устанавливаются формы причесок преподавателей Вуза. Наверно, нет. Но глядя на его прическу, почему-то думалось, даже появлялась уверенность, что такая бумага должна быть и там говорится именно о такой прическе), одевался он так, что обыкновенный костюм сидел на нем, как хорошо подогнанная униформа, и мог быть признан модой любых последних трех столетий. Выражение лица, глаз, тембр голоса и даже походка — все имело значение и соответствовало требованиям, уставам, нормам, общепринятым представлениям, т. е. было кем-то или чем-то дозволено. И сам он весь казался каким-то удивительно гармонично-стандартным и соответствующим каким-либо инструкциям и правилам. И отношение его к людям, а людей к нему также было в рамках установленных правил. Студенты, не успевшие еще отвыкнуть от школьных привычек, заметив его в конце коридора, бросались в аудитории с криком: «Саламандра шлепает». Хотя он никогда не шлепал, а шел тихо, аккуратно. Был он, несмотря на всю свою обязательность, каким-то неуютным существом. Даже его чрезвычайное умение — быть незаметной фигурой постоянно и всех раздражало. Товарищи по работе (а иных у него, кажется, и не было вовсе) видели его редко, на собраниях и заседаниях кафедры он отмалчивался или говорил то, что полагалось и нужно было. Голосовал «за», когда все голосовали «за», «против», когда все «против». Работу свою делал также аккуратно, как и ходил: ровным красивым почерком писал отчеты, протоколы, заполнял журналы, на занятия никогда не опаздывал, срывов не допускал, всегда успевал выполнить программу. Если просили, проводил и дополнительные занятия, подменял заболевшего коллегу, причем о том никогда потом не напоминал. Менял курс своих лекций, если менялась программа. Прежде чем сдать требуемую статью, сравнивал свой текст с чужими: не сказал ли чего-либо своего, от себя, но цитаты и ссылки приводились им в нужном, ограниченном количестве.
После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.
Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга приближает читателя к более глубокому восприятию эстетических ценностей Японии. В ней идет речь о своеобразии японской культуры как целостной системы, о влиянии буддизма дзэн и древнекитайских учений на художественное мышление японцев, о национальной эстетической традиции, сохранившей громадное значение и в наши дни.
Профессор Тель-Авивского университета Биньямин Файн – ученый-физик, автор многих монографий и статей. В последнее время он посвятил себя исследованиям в области, наиболее существенной для нашего понимания мира, – в области взаимоотношений Торы и науки. В этой книге автор исследует атеистическое, материалистическое, светское мировоззрение в сопоставлении его с теоцентризмом. Глубоко анализируя основы и аксиомы светского мировоззрения, автор доказывает его ограниченность, поскольку оно видит в многообразии форм живых существ, в человеческом обществе, в экономике, в искусстве, в эмоциональной жизни результат влияния лишь одного фактора: материи и ее движения.