Истины бытия и познания - [37]

Шрифт
Интервал

.

5. Истинные вещи, производимые людьми, истинны потому, что человек привел в соответствие их реальность с их идеальной (совершенной) природой, скрыто содержащейся объективно в их сущности, естестве, идеальной форме. Человек со своими действиями и со своим разумом сыграл роль катализатора особого рода, ускорив естественный процесс алетизации мира и тем самым обнаружив свою высшую миссию (говоря техническим языком, «основную функцию») — стать опосредующим звеном, когда абсолютное осуществляет благо через красоту в истине.

6. Все формулы истины раскрывают содержание ее философского понимания, т. е. рассмотрения того процесса, когда мир сам в себе и сам через себя, оставаясь самотождественным и саморавным, делает себя истинным, красивым и добрым. Человеческие истины составная часть этого все общего и объективного процесса алетизации мира, который тем самым гуманизируется, т. е. становится разумным, истинным, красивым и добрым как единое целое.

Если рассмотреть все приведенные формулы в единстве, мы и будем иметь перед собой развернутую картину конкретной абсолютной истинности мироздания, встречавшуюся в первой формуле в свернутой абстрактной форме.

Философское понимание истины традиционно включало единство «веритас рей» и «веритас интеллектум». А в отечественной философии «истинность вещей» исчезла совсем. В предлагаемом материале обосновывается одно предположение-объяснение возникновения абортированного понимания истины в советской философии. Вкратце суть дела в том, что В. И. Ленин в период работы над «Материализмом и эмпириокритицизмом» позаимствовал свои взгляды на истину у английских и французских материалистов XVII–XVIII веков. Те, в свою очередь, развивали концепции, отвергавшие «онтологическую» версию истины как теологическую. И в пылу страстной борьбы со средневековой схоластикой не заметили, что формула «веритас рей» может иметь и материалистическую интерпретацию. Ленинский гносеологизм со временем при известных обстоятельствах стал догмой, намертво закрыв вход в отечественную философию советского периода иной трактовке истины, кроме того, что истина — это знание, соответствующее действительности. Справедливости ради отметим, что Ленин в период «Философских тетрадей» натолкнулся на «веритас рерум». Из работ Аристотеля, Гегеля, Дицгена, Рея он выписал фрагменты, которые пометил значками, обозначавшие у него «нужно обдумать», «нужно вернуться еще раз» и т. д. Настало время «объективной истине» вернуть первоначальный смысл — истинность вещи, независимой от человека, его воли и знаний. Это же так просто! Вещь истинна, если соответствует своей природе, сути, собственным законам, когда ее реальность, существование соответствует ее идеальности. Если она деформирована внешними воздействиями настолько, что ее бытие (развитие) отклонено от нормы так, что вещь перестала быть сама собой, то она — ложная. Где здесь может быть «схоластическая теологическая интерпретация» истины? Прочти материалисты Нового времени формулу «veritas rei» так, наша отечественная философия, после Ленина, выглядела бы в этом вопросе совсем иначе. Конечно, если истинность вещи определять через соответствие «божественной ее сути», то это теологический подход. Но ведь материалистическое прочтение лежит почти на поверхности. В восьмидесятые годы появились авторы, которые стали ратовать за возврат в гносеологию диалектического материализма тех или иных аспектов материалистически прочитываемой формулы «истинности вещи» (П. Л. Кулиш, М. А. Лифшиц, А. М. Коршунов, В. В. Мантатов, Г. В. Лобастов и др.).

Лишь выполнив работу по материалистической реабилитации «веритас рей», возможно увидеть действительную картину того, как Материя устами ею порожденного человека разумного на вопрос: «Что есть истина?» — отвечает: «Я есмъ истина!»

11. Структура цели

Разработка категории «цель» является важной и актуальной задачей социального познания. «Прогнозирование», «предвидение», «планирование» — все эти понятия общественной науки в той или иной форме связаны с понятием «цель».

Цель есть непротиворечащий объективным законам действительности, планируемый (прогнозируемый, предвидимый), желаемый образ будущего предмета потребности или интереса субъекта (индивидуального или совокупного), на достижение которого направлена деятельность человека или социальной группы. Цель — это образ, который возникает в голове человека в форме проблемы или задачи и включает также знание средств, путей и способов ее решения. Материализованный (овеществленный, опредмеченный) в деятельности образ превращается в результат, который однозначно не совпадает с предшествовавшим ему образом, так как включает в себя и сохраняет «в снятом виде» формы деятельности, средства и условия своей реализации. Полученный результат включается в материальную или духовную культуру, образуя объективную основу для новых целей. Эту дефиницию можно считать общепринятой в советской философской науке. Такова принципиальная схема цели, абстрагированная от конкретного содержания — «цели вообще», характеризуемой только общими моментами, присущими всем отдельным целям, независимо от их предметного, пространственного и временного содержания.


Рекомендуем почитать
Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


Пришвин и философия

Книга о философском потенциале творчества Пришвина, в основе которого – его дневники, создавалась по-пришвински, то есть отчасти в жанре дневника с характерной для него фрагментарной афористической прозой. Этот материал дополнен историко-философскими исследованиями темы. Автора особенно заинтересовало миропонимание Пришвина, достигшего полноты творческой силы как мыслителя. Поэтому в центре его внимания – поздние дневники Пришвина. Книга эта не обычное академическое литературоведческое исследование и даже не историко-философское применительно к истории литературы.


Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения

Целью данного учебного пособия является знакомство магистрантов и аспирантов, обучающихся по специальностям «политология» и «международные отношения», с основными течениями мировой политической мысли в эпоху позднего Модерна (Современности). Основное внимание уделяется онтологическим, эпистемологическим и методологическим основаниям анализа современных международных и внутриполитических процессов. Особенностью курса является сочетание изложения важнейших политических теорий через взгляды представителей наиболее влиятельных школ и течений политической мысли с обучением их практическому использованию в политическом анализе, а также интерпретации «знаковых» текстов. Для магистрантов и аспирантов, обучающихся по направлению «Международные отношения», а также для всех, кто интересуется различными аспектами международных отношений и мировой политикой и приступает к их изучению.


От Достоевского до Бердяева. Размышления о судьбах России

Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.


Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.