Истинный д’Артаньян - [38]

– Я не могу допустить, – бурчал д'Ормессон, – чтобы меня подхлестывали каждое утро. Господин де Шамийяр из разряда тех советчиков, каких я не терплю.

По мере ознакомления с документами досье, д'Ормессон становился все более терпимым по отношению к Фуке, понимая, с каким упорством и с какой страстью того стараются погубить. Неправильность проведения процесса с каждым днем становилась для него все более очевидной, равно как и несправедливость большинства выдвигаемых против заключенного обвинений.

В Бастилии отношения между комендантом де Бемо и его другом д'Артаньяном складывались не лучшим образом. Дело Фуке поссорило их. Попав в стены крепости, младший лейтенант мушкетеров стал относиться к своему сотоварищу с ужасным недоверием и был раздосадован тем, что не получил задания охранять и Фуке и Пеллиссона. Короче говоря, наши два приятеля с холодностью боролись друг против друга, смотрели друг на друга высокомерно и обедали отдельно. Сложилось даже соперничество по части обедов – соперничество за то, кто пригласит к себе судей-докладчиков!

«В понедельник 7 апреля на Страстной неделе (1664 г.), – рассказывает тот же д'Ормессон, – я с утра работал в Бастилии, и ничего необычного там не происходило. Я пообедал у г-на Бемо, куда д'Артаньян не пожелал явиться и пригласил к себе на обед моих помощников, как бы сердясь, что я общаюсь с г-ном де Бемо».

Чтобы не вызвать недовольство такой отчаянной головы, как д'Артаньян, д'Ормессон спустя несколько дней пообещал два раза подряд прийти обедать к нему, где, впрочем, добавляет достойный следователь, он «нас очень славно попотчевал».

К счастью, весной 1664 года король уехал из Парижа в Фонтенбло и решил увезти с собой Палату правосудия и обвиняемых. Поскольку не было возможности надежно охранять заключенных в месте, «кое было создано для развлечения и удовольствий», было решено разместить их по соседству, в старой тюрьме Морэ, куда д'Артаньян явился 21 апреля, чтобы осмотреть это внушительное здание, в котором ему предстояло командовать. Защищенная подъемным мостом и толстыми – в несколько метров – стенами, эта башня-крепость полностью обеспечивала надежную охрану узника. Тем не менее дотошный тюремщик приказал кое-что перестроить в интерьере и счел за благо поставить на окнах решетки.

Вплоть до последнего момента план переезда хранился в полной тайне от бывшего суперинтенданта и его собратьев по обвинению. В Фонтенбло, в Овальном кабинете, где его принял Людовик XIV, д'Артаньян получил указание не позволять своим узникам говорить с кем бы то ни было, даже со своими адвокатами, – настолько еще вызывало страх былое могущество Фуке.

«Мы не должны ничего упускать из виду, – писал Фуко Кольберу 4 июня. – Гордыня его сторонников все еще непомерна, все полны угроз, и г-н д'Артаньян сказал мне сегодня, что Вам, сударь, следует остерегаться более, чем когда-либо. Он, кстати, счел необходимым поехать завтра в Морэ, желая лично убедиться, в каком состоянии находится это место, прежде чем перевозить туда заключенных».

17 июня два советника Фуке, Озане и Лост, придя в Бастилию для консультации со своим клиентом, были отправлены обратно д'Артаньяном, который просил их через неделю приехать в Морэ.

24 июня 250 мушкетеров поскакали в качестве эскорта за пятью тяжелыми каретами, увозившими всех обвиняемых; каждая карета была запряжена шестеркой лошадей. За ними ехали две повозки с багажом и материалами следствия. В полдень сделали остановку в Плесси, где д'Артаньян приказал накрыть обед для своих подопечных в разных комнатах. Вечером все прибыли в пункт назначения.

25 июня, как и было условлено, Озане и Лост явились к воротам тюрьмы, откуда тюремщик, как настоящий цербер, послал их прочь, сообщив, что по приказу короля они смогут увидеться со своим клиентом не ранее вторника 1 июля. Обменявшись с д'Артаньяном любезными колкостями, два судейских чиновника покинули крепость, вернулись в «отвратное жилище», которое нашли себе в городе, и стали ждать, когда можно будет поговорить с Фуке.

Спустя два дня Людовик XIV объявил д'Артаньяну, что отныне он должен запретить адвокатам приходить в тюрьму в другие дни, кроме вторника и пятницы. Еще более жестким ограничением права посещения стало то, что тюремщик получил приказ присутствовать при всех встречах. Королевский приказ был предъявлен адвокатам, когда они появились на подъемном мосту тюрьмы 1 июля. Д'Артаньян настежь распахнул перед ними двери, однако на этот раз они уже сами отказались встретиться со своим клиентом на таких условиях.

За несколько месяцев до того, еще в Венсенне, наш мушкетер уже объявил им, что у него есть приказ присутствовать при их беседах с клиентом. Озане и Лост ответили тогда, что они не смогут исполнять свои обязанности, если им не будет предоставлена свобода. Они особенно подчеркнули, что «их весьма почтенный возраст несколько затрудняет им слышание», а потому приходится говорить громко и «с усилием, дабы они могли отчетливо слышать то, что им сказано, и свободно обсуждать все вопросы, появление которых они могут предвидеть». Тогда д'Артаньян передал эти аргументы королю, и тот ими удовлетворился.