Истинноверующий. Мысли о природе массовых движений - [33]
Чувство собственного превосходства противодействует подражанию. Если бы миллионы эмигрантов, приехавших в нашу страну, были бы «сливками» народов тех стран, откуда они приехали, не было бы единых США, а была бы разноязычная мозаика из разных по культуре групп. Но миллионы разноплеменных пришельцев перемешались быстро и до конца благодаря тому, что большинство из них были выходцами из среды низших и беднейших классов, презираемых и отверженных. Они приехали сюда со страстным желанием сбросить с себя свою принадлежность к старому миру и переродиться к (121:) новой жизни, потому они автоматически были снабжены безмерной способностью подражать и усваивать новое[109]. Чужое в новой стране скорее привлекало их, чем отталкивало. Они жадно хотели приобрести новое лицо и устроить новую жизнь, и чем непривычнее был для них новый мир, тем больше отвечал их желанию. Очень возможно, что для всех неанглосаксов чужой язык являлся добавочной приманкой: необходимость его изучить усиливала иллюзию перерождения.
Имитация часто — кратчайший путь к решению. Мы подражаем тогда, когда нам не хватает желания, умения или времени для того, чтобы добиться независимого решения. Спешащие люди охотнее подражают, чем люди на досуге. Иными словами, спешка ведет к единообразию. Непрерывная занятость помогает соединять отдельные личности в сплоченную группу.
Само по себе объединение, созданное путем убеждения, насильно или добровольно, обычно усиливает подражательность. Гражданин, призванный в армию, зачисленный в члены сплоченного воинского соединения, подражает значительно больше, чем в гражданской жизни. Личность, став членом какого-нибудь объединения, не имеет собственного определенного «я»; неполноценная и незрелая, она не может сопротивляться внешним влияниям. Сильно развитая склонность к подражанию у примитивных людей объясняется, может быть, не столько их примитивностью, сколько принадлежностью к компактному роду или племени.
Развитая способность подражания у людей, объединенных между собою, является и преимуществом, и опасностью для массового движения. Верных людей всегда (122:) легко воспитывать, но они тоже поддаются внешним влияниям. Получается, что крепко связанную между собой группу легко соблазнить и совратить. Учения всех массовых движений изобилуют предостережениями против подражания иностранным образцам, против «подражания их мерзостям». Подражание чужим проклинается как измена и отступничество. «Всякий, кто копирует иноземца, виновен в нанесении оскорбления нации, подобно шпиону, впускающему врага через потайную дверь»[110]. Используются все меры, чтобы оградить истинноверующих от неверующих. Некоторые массовые движения впадают в крайность: они заводят своих последователей в пустыни, чтобы внешние влияния не мешали укреплению нового образа жизни.
Презрение к внешнему миру, конечно, самая лучшая защита против подражания. Однако активное массовое движение ценит ненависть выше пассивного презрения; ненависть не подавляет подражания, а частично возбуждает (смотри раздел 73). Презрение к окружающему как метод изоляции принимается только в случае, когда малые коллективы, желающие сохранить свои особенности, окружены морем иноземцев. Но подобное положение ведет к замкнутости, исключающей приток свежих сил — приток новых последователей.
Большая склонность к подражанию у членов тесно объединенной группы придает этой группе гибкость и приспособляемость. Она усваивает нововведения и меняет ориентацию с поразительной быстротой. Быстрая модернизация объединенной Японии, а также Турции находится в резком контрасте с медленными и мучительными поисками путей для нового в Корее, Иране и в других странах, не охваченных духом единства. Объединенная Советская Россия имеет лучшие шансы для усвоения новых методов и новых путей жизни, чем это было в слабо связанной царской России. Совершенно (123:) очевидно, что примитивный народ с неповрежденным коллективным хребтом легче и быстрее модернизируется, чем такой же народ с разрушенными родовыми или общинными устоями[111].
В наше время мы склонны преувеличивать эффективность убеждения как средства внушать мысли и направлять поведение. В пропаганде мы видим могучий инструмент. Искусному применению пропаганды приписываем многие поразительные успехи современных массовых движений. Мы стали бояться слова так же, как меча.
На самом же деле сказочные результаты, приписываемые пропаганде, совсем не похожи на падение стен Иерихона, приписываемое трубным звукам Иисуса Навина. Будь пропаганда сама по себе хотя бы на одну десятую так сильна, как ее изображают, тоталитарные режимы России, Германии, Италии, Испании были бы значительно мягче. Они были бы крикливыми и бесстыдными, но без страшных зверств секретной полиции, без концлагерей, без массового истребления людей.
Правда заключается, по-видимому, в том, что одна пропаганда не может насильно овладеть не принимающими ее умами; пропаганда не способна внедрять совершенно новое, а потерявших веру привести к ней не может. Пропаганда проникает в уже открытые умы и утверждает в них не новые мысли, а только оформляет те, которые уже существовали. Умелый пропагандист заставляет кипеть мысли и страсти, бродившие в умах слушателей. Он только отзывается на их сокровенные чувства. Добровольно верить можно заставить только в то, что люди уже «знают».
Книга «Человек убежденный. Личность, власть и массовые движения» (The True Believer. Thoughts on The Nature of Mass Movements) принесла Эрику Хофферу всемирную славу: написанное в 1951 г., исследование признанного классика общественной мысли посвящено природе и содержанию массовых движений человечества – будь то партии, религиозные течения, национальные или социальные революции. Чем объяснить притягательность для масс таких неоднозначных в мировой истории и духовной культуре фигур, как Христос, Будда, Магомет, Гитлер, Сталин? Выявляя закономерности, автор дает оригинальные, порой парадоксальные ответы.
Переносы столиц представляют собой крупнейшие мегаинженерные проекты в истории человечества, которые также оказывают глубокое влияние на политическую жизнь государств. Хотя различные проекты переноса столицы рассматриваются сегодня более чем в 30 странах, этот феномен остается недостаточно хорошо и систематически осмысленным. В книге речь идет о моделях подобных переносов, схемах локализации столиц, исторических контекстах, мотивациях и формах принятия решений, а также методологических подходах к этому вопросу.
В монографии анализируются патриотизм как форма социокультурной идентификации и проблема воспроизводства русской цивилизационной идентичности в современном российском обществе. Издание ориентировано на философов, культурологов, политологов и социологов, а также на всех, кто интересуется патриотическим измерением русской цивилизационной идентичности.
В монографии рассмотрены прогнозы видных представителей эмигрантской историографии (Г. П. Федотова, Ф. А. Степуна, В. А. Маклакова, Б. А. Бахметева, Н. С. Тимашева и др.) относительно преобразований политической, экономической, культурной и религиозной жизни постбольшевистской России. Примененный автором личностный подход позволяет выявить индивидуальные черты изучаемого мыслителя, определить атмосферу, в которой формировались его научные взгляды и проходила их эволюция. В книге раскрыто отношение ученых зарубежья к проблемам Советской России, к методам и формам будущих преобразований.
"Ироническая империя" обобщает политический опыт работы Павловского с российской властью. Это новый взгляд на природу "военного общества мирных времен". #СистемаРФ – глобальная стратегическая игра Кремля с населением, где главная ставка – выживание их обоих. Эта Система, по мнению автора, не имеет под собой весомой экономической или управленческой базы, ее основа – стратегическая игра власти с народом. Павловский уверен, что, в отличие от благоустроенных государств, не будучи государством, такая Система неуязвима в политическом и военном отношениях.
В монографии исследуются эволюция капиталистического отчуждения труда в течение последних ста лет, возникновение новых форм отчуждения, влияние растущего отчуждения на развитие образования, науки, культуры, личности. Исследование основывается на материалах философских, социологических и исторических работ.
Телетайпы выстукивают тревожно: «Вашингтон: «военная истерия», «политика силы»» «рекордная инфляция», «миллионы безработных», «кризис доверия», «расовые беспорядки», «коррупция»… В капиталистической Америке всегда беспокойно, но что происходит там сейчас? Почему кризис империалистической системы так стремительно затягивает США в свой водоворот? Нарастание этого кризиса неотделимо от антигуманизма строя, лишенного будущего. Дискриминация личности проявляется во всех областях жизни американского общества.