Истинное лицо - [3]

Она подошла к нему сзади и поцеловала в шею.

— Начнем-ка, малыш, — прошептала она. — Ты меня так завел, что я не могу утерпеть.

Она прижалась к нему плотнее.

— Если ты не обработаешь меня быстро, я с ума сойду.

Он с секунду изучал ее быстрыми, умными глазами.

— Тебе мало было неприятностей? — спросил он мягко. — Ты не виновата, что родилась негритянкой, но кто сказал тебе, что ты должна быть черной шлюхой и курить наркотики?

Она уставилась на него, сбитая с толку, — что она сделала не так? Может, ему нужно сначала завестись и выпороть ее, чтобы поймать свой кайф? Или, может, он был чем-то сродни святоше: собирался помолиться над ее черной задницей, реформировать ее, а потом уложить?

Она сделала еще одну попытку. Протянула руку ему между ног, погладила, шепча:

— Ну же, бэби. Выдай-ка мне.

Он мягко освободился и усадил ее в кресло. Никогда еще она не была так озадачена. Он не был похож на педика, но кто в наше время знает?

— У тебя какой поворот, бэби? Скажи, что тебя заводит, и я помогу тебе.

— Ну ладно, — сказал он. — Давай поболтаем.

— То есть — поговорим?

— Именно.

И они поговорили. Всю ночь напролет. То была самая странная ночь в жизни Кэрол. Доктор Стивенс перескакивал с одной темы на другую, испытывая Кэрол, просвечивая ее насквозь. Он спросил ее мнение о Вьетнаме, о гетто, о студенческих бунтах. Каждый раз Кэрол казалось, что она уловила, что именно его интересует, но он переключался на другой предмет. Они разговаривали о вещах, о которых она никогда не слышала, и о том, в чем считала себя лучшим в мире знатоком. Много месяцев спустя она лежала без сна ночами, пытаясь вспомнить то слово, идею, магическую фразу, которые изменили ее. Но не смогла. И поняла, что слова этого не существовало. Доктор Стивенс просто поговорил с ней. Поговорил по-настоящему. Никто не делал этого раньше. Он обошелся с ней, как с человеческим существом, равным ему, к мыслям и чувствам которого он прислушивался.

Она вдруг застыдилась своей наготы, пошла и надела пижаму. Он вошел, сел на краешек постели, и они продолжали разговаривать. Они говорили о Мао Цзедуне, о хула-хупе, о наркотиках. О том, каково это — иметь отца и мать, никогда не состоявших в браке. Кэрол говорила ему о том, о чем не рассказывала никому в жизни. О том, что было погребено глубоко в подсознании. И когда, наконец, она заснула, то почувствовала себя полностью опустошенной. Как будто ей сделали операцию, и из нее вытек целый поток яда.

Утром, после завтрака, он подал ей сто долларов.

Она помолчала, потом сказала:

— Я солгала. Это не был мой день рождения.

— Я знаю, — он улыбнулся. — Но мы не скажем судье. — Его тон изменился. — Можешь взять эти деньги, уйти отсюда, и никто не побеспокоит тебя, пока снова не попадешься полиции. — Он помолчал. — Мне нужна секретарша. Думаю, ты чудесно подошла бы для этой работы.

Она посмотрела на него недоверчиво.

— Вы смеетесь. Я не умею стенографировать или печатать на машинке.

— Сможешь, если вернешься в школу.

Минуту Кэрол смотрела на него, потом с жаром проговорила:

— Я и не думала об этом. Звучит так забавно.

Она не могла дождаться, когда уберется отсюда к чертовой матери с сотней долларов и взмахнет ими перед девчонками и ребятами в Гарлеме, в аптеке Фишмана, где ошивалась шайка. С такими деньгами она сможет развлекаться целую неделю.

Когда она зашла к Фишману, все было так, как будто она никуда не пропадала. Она увидела те же кислые лица, услышала ту же подавленную речь, и это был ее дом. Она вспоминала квартиру доктора. И разница была не в том, что у него шикарная мебель. Просто там было «чище». И спокойней. Как будто на маленьком острове, где-то в другом мире. И он предлагал ей нормальную жизнь. Что ей терять? Можно попробовать для смеха — доказать доктору, что он не прав, что у нее не получится.

К собственному удивлению Кэрол записалась в вечернюю школу. Она покинула свою меблированную комнату с заржавленной раковиной, сломанным унитазом и железной койкой со скомканным матрасом, на котором занималась трюкачеством и разыгрывала сцены. Она — прекрасная наследница большого состояния в Париже, Лондоне или Риме, а сопящий мужчина — богатый, красивый принц, горящий желанием жениться на ней. Мечта исчезала вместе с теми, кто, получив оргазм, сползал с нее в сторону. До следующего раза.

Она покинула комнату и всех своих принцев, не оглянувшись, и вернулась к родителям. Доктор Стивенс ждал, пока она закончит учебу. Среднюю школу она окончила с высшими баллами. В день окончания доктор пришел поздравить ее, его серые глаза светились гордостью. Она устроилась на дневную работу в фирму «Недик» и по вечерам ходила на курсы секретарей. Сразу после их окончания она стала работать у доктора Стивенса и смогла снять собственную квартиру.

В течение четырех последующих лет доктор Стивенс всегда обращался к ней с той же мрачной любезностью, что и в ночь их знакомства. Вначале она ожидала, что он когда-нибудь припомнит ей, кем она была раньше. Но в конце концов осознала, что он всегда видел ее такой, какой она стала сейчас. Все, что он сделал, это дал ей возможность найти себя. Когда у нее возникала проблема, он всегда находил время обсудить ее. В последнее время она собиралась рассказать ему про Чика и спросить, как ей поступить, но откладывала разговор. Она хотела, чтобы доктор Стивенс гордился ею. Для него она сделала бы все: она спала бы с ним, убила бы кого угодно, если бы ему было нужно.