Истина - [31]

Давиду удалось наконецъ повидаться съ братомъ въ присутствіи слѣдственнаго судьи Дэ; оба почувствовали въ себѣ одинаковую энергію и рѣшимость бороться до конца, въ ту минуту, когда упали другъ другу въ объятія. Потомъ Давидъ еще нѣсколько разъ посѣщалъ Симона въ тюрьмѣ и всегда приносилъ домой однѣ и тѣ же вѣсти, что братъ неустанно думаетъ и напрягаетъ всѣ свои силы къ тому, чтобы разрѣшить ужасную загадку и отстоять свою честь и честь своей семьи. Когда Давидъ разсказывалъ о своихъ свиданіяхъ съ братомъ, въ присутствіи Марка, въ маленькой комнаткѣ за лавкой, послѣдній всегда испытывалъ глубокое волненіе, видя безмолвныя слезы госпожи Симонъ, убитой неожиданнымъ несчастьемъ, которое лишило эту любящую женщину ласкъ обожаемаго мужа. Старики Леманъ только вздыхали, подавленные отчаяніемъ; они даже боялись высказывать свое мнѣніе, чтобы не потерять послѣднихъ заказчиковъ, и продолжали работать, привыкнувъ ко всеобщему презрѣнію. Хуже всего было то, что населеніе Мальбуа все больше и больше проникалось ненавистью къ евреямъ, и однажды вечеромъ цѣлая шайка подошла къ дому портного и выбила окна. Пришлось скорѣе навѣсить ставни. Небольшіе летучіе листки приглашали патріотовъ поджечь этотъ домъ. Въ продолженіе нѣсколькихъ дней, и въ особенности въ одно воскресенье, послѣ пышнаго богослуженія у капуциновъ, антисемитское волненіе достигло такой степени, что мэръ города былъ принужденъ обратиться къ полиціи, требуя ея содѣйствія для охраны всей улицы Тру.

Съ часу на часъ дѣло все больше и больше запутывалось, являясь полемъ сраженія для двухъ враждующихъ партій, готовыхъ уничтожить другъ друга. Слѣдственный судья, конечно, получилъ распоряженіе ускорить ходъ дѣла. Въ теченіе одного мѣсяца онъ вызвалъ и допросилъ всѣхъ свидѣтелей: Миньо, мадемуазель Рузеръ, отца Филибена, брата Фульгентія, учениковъ школы, служащихъ на станціи желѣзной дороги. Братъ Фульгентій, со свойственною ему изъявительностью, потребовалъ, чтобы его помощники, братья Исидоръ, Лазарь и Горгій, были также подвергнуты допросу; затѣмъ онъ настоялъ на томъ, чтобы въ ихъ школѣ былъ произведенъ строжайшій обыскъ; конечно, тамъ ничего не нашли. Слѣдственныя судья Дэ пытался принять всѣ мѣры къ отысканію заподозрѣннаго ночного бродяги, который въ четвергъ вечеромъ могъ очутиться въ комнатѣ несчастной жертвы. Во время допроса Симонъ повторялъ одно, что онъ не виновенъ, и просилъ судью разыскать преступника. Всѣ жандармы департамента бродили по дорогамъ, арестовали и затѣмъ выпустили на свободу болѣе пятидесяти всевозможныхъ нищихъ и бродягъ; но имъ не удалось напасть на какой-нибудь серьезный слѣдъ. Одинъ носильщикъ просидѣлъ даже три дня въ тюрьмѣ, но изъ этого ничего не вышло. Такимъ образомъ Дэ, отбросивъ мысль о бродягѣ, имѣлъ передъ собой одну улику — листъ прописей, на которой надо было построить все обвиненіе. Мало-по-малу Маркъ и Давидъ начали успокаиваться: имъ казалось невозможнымъ, чтобы все обвиненіе было построено на такомъ шаткомъ и незначительнымъ вещественномъ доказательствѣ. Хотя ночной разбойникъ и не былъ разысканъ, но, по мнѣнію Давида, подозрѣніе продолжало существовать, и если прибавить къ этому недостаточность уликъ противъ Симона, нравственную несообразность поступка, его постоянное увѣреніе въ невинности, то едва ли правдоподобно, чтобы слѣдственный судья могъ построить хоть сколько-нибудь добросовѣстное обвиненіе. Оба разсчитывали, что въ скоромъ времени Симонъ будетъ выпущенъ на свободу.

Тѣмъ не менѣе бывали дни, когда Маркъ и Давидъ, дѣйствовавшіе все время въ братскомъ согласіи, теряли отчасти свою увѣренность въ благополучномъ исходѣ дѣла. До нихъ доходили очень неблагопріятные слухи, съ тѣхъ поръ какъ недоказанность преступленія являлась очевидной. Еслибы удалось обвинить невиннаго, то истинный преступникъ навсегда освобождался бы отъ наказанія. Всѣ члены духовной конгрегаціи пришли въ сильное волненіе.

Отецъ Крабо учащалъ свои посѣщенія аристократическихъ салоновъ Бомона; онъ обѣдалъ у чиновъ администраціи и даже у профессоровъ университета. Борьба разгоралась еще сильнѣе по мѣрѣ того, какъ возрастала возможность оправданія жида. Тогда Давиду пришло въ голову заинтересовать въ этомъ дѣлѣ банкира Натана, бывшаго собственника помѣстья Дезирады, гдѣ находился тотъ участокъ песку и камня, который имъ эксплуатировался. Онъ только что узналъ, что баронъ гостилъ какъ разъ у своей дочери, графини де-Сангльбефъ, которая принесла въ приданое своему мужу это поистинѣ королевское помѣстье, Дезираду, оцѣненное въ десять милліоновъ.

Въ ясный августовскій вечеръ Давидъ увлекъ за собою Марка, который тоже былъ знакомъ съ барономъ, и они оба направились въ замокъ, отстоявшій отъ Мальбуа всего въ двухъ километрахъ.

Графъ Гекторъ де-Сангльбефъ являлся послѣднимъ представителемъ рода, одинъ изъ предковъ котораго былъ оруженосцемъ при дворѣ Людовика Святого; въ тридцать шесть лѣтъ графъ былъ разоренъ дотла, промотавъ остатокъ состоянія, уже значительно расшатаннаго его отцомъ. Бывшій кирасирскій офицеръ, — онъ подалъ въ отставку, потому что ему надоѣла гарнизонная жизнь, и сошелся съ вдовой, маркизой де-Буазъ, старшей его на десять лѣтъ, но слишкомъ озабоченной личнымъ благосостояніемъ, чтобы рѣшиться выйти за него замужъ и соединить воедино обоюдное безденежье. Говорили, что она сама придумала блестящую комбинацію женить графа на Ліи, дочери банкира Натана, очень красивой молодой дѣвушкѣ, двадцати четырехъ лѣтъ, осыпанной блескомъ своихъ милліоновъ. Натанъ обсудилъ дѣло, зная всю его подкладку; не теряя ни на минуту своей обычной ясности мысли, онъ разсчиталъ, что долженъ дать и что получить взамѣнъ: въ приданое дочери онъ вынетъ изъ кассы десять милліоновъ и обрѣтетъ въ зятья графа древняго и знаменитаго рода, который откроетъ ему доступъ въ тѣ слои общества, куда онъ напрасно старался проникнуть, несмотря на свое богатство. Онъ самъ только что получилъ титулъ барона и надѣялся, наконецъ, выскочить изъ той сферы всеобщаго презрѣнія, которое постоянно заставляло его дрожать отъ страха передъ возможностью неожиданнаго оскорбленія.