Истина - [17]

На этотъ разъ Маркъ вступился и объяснилъ, что Симонъ клялся, что у него нѣтъ такихъ прописей въ школѣ, а надпись на листѣ нельзя было разобрать; такія прописи могли быть въ ходу во всякой школѣ. Но Пелажи продолжала настаивать, что сегодня во время обыска были найдены улики, которыя не оставляли сомнѣній. Маркъ ощутилъ страшную тревогу и пересталъ возражать служанкѣ, сознавая, что его слова совершенно безполезны, да къ тому же онъ утратилъ ясность сужденія.

— Видите ли, сударь, когда дѣло касается жида, надо быть готовымъ ко всему. Въ молочной мнѣ только что сказали: у этихъ людей нѣтъ ни семьи, ни отечества; они готовы продать душу дьяволу, и потому и крадутъ, и убиваютъ ради удовольствія творить зло… Что бы вы ни говорили, а вамъ не разубѣдить людей въ томъ, что этому жиду понадобилась жизнь этого ребенка; ему надо было услужить дьяволу, и онъ нарочно ожидалъ причащенія мальчика, чтобы потомъ осквернить и убить этого чистаго и освященнаго благодатью ребенка.

Это было настоящее обвиненіе въ ритуальномъ убійствѣ; оно явилось у толпы вслѣдствіе вѣковой ненависти къ жидамъ, и достаточно было малѣйшаго повода, чтобы оживить эту ненависть и кинуть въ лицо евреямъ обвиненіе въ отравленіи источниковъ и убійствѣ дѣтей.

Женевьева, видя волненіе Марка, два раза пыталась прервать изліянія Пелажи и вмѣстѣ съ нужемъ опровергнуть ея слова. Но она молчала, боясь прогнѣвить свою бабушку; она чувствовала, что старуха рада этимъ сплетнямъ и въ знакъ одобренія все время киваетъ головой. Госпожа Дюпаркъ, дѣйствительно, торжествовала и даже не находила нужнымъ выговаривать мужу внучки, считая что онъ и такъ побѣжденъ; она удовольствовалась тѣмъ, что, обращаясь къ госпожѣ Бертеро, все время молчавшей, проговорила:

— Это напоминаетъ мнѣ о томъ случаѣ, когда нашли мертваго ребенка подъ воротами С.-Максанской церкви; тогда чуть не осудили женщину, которая прислуживала евреямъ, настоящимъ виновникамъ преступленія. Кто же, кромѣ нихъ, и способенъ на такую гадость? Всякій, кто связывается съ ними, навлекаетъ на себя гнѣвъ Божій.

Маркъ предпочелъ не возражать ей и тотчасъ же вышелъ изъ комнаты. Онъ ощущалъ большое душевное смятеніе, и въ немъ невольно проснулось подозрѣніе: неужели Симонъ совершилъ преступленіе? Это подозрѣніе овладѣвало имъ, какъ заразительная лихорадка, схваченная въ болотной низинѣ; ему необходимо было успокоиться, прежде чѣмъ идти въ школу; поэтому онъ направился по дорогѣ въ Вальмари, совершенно безлюдную, и снова провѣрялъ всѣ факты и впечатлѣнія вчерашняго дня. Нѣтъ, нѣтъ! Симонъ былъ внѣ всякаго подозрѣнія. Все говорило въ его пользу. Сомнѣній не могло быть. Прежде всего, такое преступленіе было съ его стороны совсѣмъ безсмысленнымъ, невозможнымъ. Симонъ былъ человѣкъ трезваго ума и здоровый физически, безъ всякаго физіологическаго порока, спокойный духомъ и нормальный. У него была жена удивительной красоты, которую онъ обожалъ, наслаждаясь супружескимъ счастьемъ, и благодарный ей за тѣхъ чудныхъ ребятъ, которые родились отъ ихъ любви; онъ обожалъ семью и посвятилъ ей свою жизнь. Можно ли было подозрѣвать такого человѣка даже въ минутной вспышкѣ безумія, въ то время, когда его ждали дома объятія любимой подруги у самой колыбели его дѣтей? Сколько искренности и теплоты было у этого мужественнаго борца, окруженнаго со всѣхъ сторонъ врагами; какъ терпѣливо выносилъ онъ постоянную бѣдность и какъ любилъ свое дѣло, никогда не жалуясь на судьбу! Онъ съ такою точностью передавалъ подробности проведеннаго вечера, и показанія жены вполнѣ совпадали съ тѣмъ, что онъ говорилъ насчетъ часа возвращенія домой; не было ни малѣйшаго повода придраться къ его словамъ. Еслибы даже и оставались сомнѣнія, то листокъ прописей, скомканный вмѣстѣ съ номеромъ «Маленькаго Бомонца», являлся неразрѣшимой загадкой и указывалъ на то, что виновникомъ было другое лицо; Симонъ не могъ быти заподозрѣнъ по самому своему существу, на основаніи всей прожитой жизни, тѣхъ условій, въ которыхъ находился. У Марка начинало слагаться твердое убѣжденіе, построенное на незыблемыхъ данныхъ; это была сама истина, проистекавшая изъ установленныхъ фактовъ. Съ этой минуты онъ не сомнѣвался, у него были свои основанія, отъ которыхъ онъ не могъ отречься; что бы ему ни говорили, какія бы обвиненія ни возводили, онъ все опровергнетъ, что не будетъ соотвѣтствовать тѣмъ частицамъ истины, которыя прочно установлены и доказаны.

Отдѣлавшись отъ тѣхъ сомнѣній, которыя тяготили его душу, Маркъ, успокоенный, вернулся въ Мальбуа, проходя мимо станціи желѣзной дороги въ ту минуту, когда подошелъ поѣздъ и путешественники спѣшили къ выходу. Онъ замѣтилъ среди прибывшихъ инспектора народныхъ школъ, красавца Морезена, небольшого человѣка лѣтъ тридцати восьми, наряднаго, хорошо сохранившагося брюнета, тщательно расчесанная борода котораго скрывала хитрый изгибъ рта; на носу у него постоянно красовалось пенснэ, отчего мѣнялось выраженіе бѣгающихъ глазъ. Морезенъ былъ когда-то преподавателемъ нормальной школы и принадлежалъ къ новѣйшей породѣ карьеристовъ, вѣчно высматривающихъ возможность повышенія и стремящихся встать на сторону сильнѣйшаго. Говорили, что его мечтой было стать директоромъ нормальной школы, и онъ всѣми силами добивался этого мѣста, которое занималъ Сальванъ; въ то же время онъ заискивалъ передъ Сальваномъ, такъ какъ тотъ былъ въ дружбѣ съ Де-Баразеромъ, начальникомъ самого Морезена. Въ виду того, что до сихъ поръ ни одна изъ враждующихъ партій еще не получила серьезнаго перевѣса надъ другой, Морезенъ съ тонкимъ лукавствомъ уклонялся отъ высказыванія опредѣленныхъ взглядовъ, хотя въ душѣ былъ на сторонѣ клерикаловъ, преклонялся передъ аббатами и монахами, считая ихъ за очень вліятельныхъ людей. Когда Маркъ увидѣлъ Морезена, то имѣлъ основаніе предполагать, что Баразеръ, который былъ ему извѣстенъ, какъ безпристрастный мыслитель, послалъ его для поддержки Симона, которому грозила, вмѣстѣ со школою, серьезная опасность, благодаря случившемуся таинственному преступленію.