Истина - [10]

Чуть раньше он, пока рылся в поисках билета, обнаружил, что Зара сунула ему в сумку яблоко. Вот и не поймешь, то ли злиться, то ли радоваться. Хотел бы он прихватить яблоко в дорогу, так сам бы его и уложил в сумку. Какая странная смесь преувеличенной заботы и холодности. Зачем это?

Он наблюдал за пассажирами, которые перемещались по аэропорту, каждый навстречу неведомой своей судьбе, и в который раз за последнее время его пронзила мысль о том, что свободная воля — лишь иллюзия, что он сам идет по жизни вовсе не свободно, а будто по рельсам, ведущим то в одну сторону, то в другую без всякого его вмешательства. И нет у него возможности выбрать то или это направление, правду или ложь, благородство или подлость, любовь или ненависть. На одно он способен: крепко держаться, когда поезд заходит на крутой поворот, да еще высовывать голову из окна, наслаждаясь попутным ветром, если позволяет участок дороги. Все и вся неудержимо движется навстречу давно предопределенному концу. Он сам, Зара, Лео, все и каждый.

Прежде его никогда не посещали подобные мысли, все началось с той единственной и проклятой ночи. Впрочем, может, и это ему только мерещится. Может, все началось намного раньше. Он снова, не в первый раз за последние месяцы, внутренне проработал сложившуюся ситуацию шаг за шагом и вновь почувствовал себя побежденным мощью происходящего. Как будто его сбил на ходу многотонный товарняк. Поезд, который ничем не остановишь. Но в ретроспекции он не сумел обнаружить ни единой секунды, когда мог бы действовать по-иному, не так, как получилось. В какой же момент тронулся поезд? В тот роковой вечер, когда они двинулись в путь? Или еще раньше? На этот вопрос он не находил ответа.

И все-таки Зару следовало бы ввести в курс дела. Пусть она этого и не заслужила.

Филипп достал мобильный телефон, набрал номер Зары. Но, не дождавшись соединения, отключил и снова спрятал аппарат. Такое по телефону не обсуждают.

Он скажет ей, разумеется. Скажет сразу по возвращении.

Одиннадцать тысяч восемьсот семьдесят пятый день, опять вспомнилось ему. День, который он почти полностью проведет на борту самолета.

Со своего места Филипп снова видел самолеты на старте и при посадке. Откинувшись на сиденье, он наблюдал, как тяжелые машины разгонялись на полосе и взлетали, преодолевая силу тяготения. Дождь прекратился, небо пестрело грязными серыми и ярко-синими пятнами.

А ведь я могу остаться! Неожиданная эта мысль стукнула ему в голову.

Вот уже несколько недель он мечтал лишь об одном: прочь, скорее прочь отсюда. И вдруг мысль о том, что вот-вот он поднимется на борт самолета, а тот с каждой секундой будет уносить его все дальше от самого дорогого, представилась ему невыносимой. Южная Америка. Какого черта он позабыл в этой Южной Америке?

«Я ведь могу остаться, не садиться в самолет, не бежать отсюда! — думал Филипп. — Раз в жизни поступлю правильно».

Поглядел на те места напротив, где обосновалась влюбленная парочка, будто там и кроется ответ. Но парочки и след простыл.

«Могу полететь следующим рейсом, — продолжал он размышлять. — А могу вообще никуда не лететь».

Одиннадцать тысяч восемьсот семьдесят пять, подумал он.

Я обладаю многим. Я многое могу потерять.

Чего же я хочу?

Что принесет сегодняшний день?

8

Львы устали. Лениво валяются они под летним солнышком, брюхо вздымается в ритм с дыханием. Мой сын, поглядев на них несколько минут, потянул меня дальше, к сурикатам, они уж куда веселее скучных львов. Сурикаты хоть чем-нибудь, да занимаются.

Ненавижу зоопарки. Ненавижу смотреть на запертых в клетках зверей, но Лео так давно просил меня, даже умолял, что, в конце концов, я сдалась. В школе каникулы, большинство его друзей разъехались с родителями кто куда, а посещение зоопарка — тот минимум, на какой способна я. Да я и сама люблю куда-нибудь ходить. Не выношу скуки, а в летние каникулы изо всех сил стараюсь найти себе занятие. Вслух никогда этого не произношу, чтобы не показаться странной, но каникулам я никогда не радуюсь. Я предпочитаю ритм, заданный моей работой дням, неделям и месяцам. Мне нужен порядок и уверенность в том, что я, проснувшись, бегаю по утрам, принимаю душ, готовлю завтрак, отвожу Лео в школу, иду на работу. С понедельника по пятницу я преподаю немецкий и английский, а в пятницу еще рисование. Потом прихожу домой, делаю уроки вместе с Лео, навожу в доме порядок, мою, стираю, готовлю. А потом — в зависимости от дня недели — помогаю в лагере для беженцев, встречаюсь с Мириам или занимаюсь спортом.

Лео, нетерпеливо дернув мою руку, вернул меня к действительности. Я посмотрела в ту сторону, куда он показывал, и тоже посмеялась забавной возне сурикатов.

Несколько минут мы молча наблюдали за ними, стоя в плотной толпе посетителей, заполонивших зоопарк в летние каникулы, но тут Лео обратился ко мне с вопросом:

— Мама, а мороженое ты мне купишь?

— Конечно, деточка.

Осмотревшись, я догадалась, что надо обойти вольер со слонами, именно оттуда идут детишки, перепачканные розовым и шоколадным мороженым, там находится заветная будка. А перед нею очередь, состоящая из взволнованных детей и нервных родителей. Но вот какое чудо, всего в нескольких метрах от этой будки я увидела свободную скамейку! Дала Лео деньги, сама уселась на эту скамейку, а он — охваченный беспокойством, но гордый — пристроился в конец очереди. Закрыв глаза, я наслаждалась солнышком. Ужас прошедшей ночи улетучился, стоило первым солнечным лучам оповестить о наступлении дня.