Истина протеста - [10]

И в этом смысле подлинной верой может быть только вера перед крестом, вера в крест. Уже упоминался огромный критический, протестный потенциал креста. Перед крестом не может выстоять ни один из других, ограниченных образов Бога, ни одно другое из истинных или ложных божественных откровений. Поэтому вера в крест – это вера, принимающая в себя этот протест. Вера в крест – это «безумная»[9] вера, она верит в то, во что по всем человеческим меркам верить просто нельзя, но именно поэтому это такая вера, которая живет там, где всякая другая вера разрушится. Она будет жить, потому что она уже приняла радикальное разрушение внутрь себя. Вернее сказать, не радикальное разрушение, а радикальный протест.

И здесь мы подходим к следующему аспекту веры, а именно: к взаимоотношениям веры и сомнения.

В обыденном языке, да и часто даже в устах многих теологов, вера, как правило, противопоставляется сомнению. Вера выступает как противоположность сомнению. Верить – значит не сомневаться. Однако если мы с вами задумаемся над данным нами определением веры как состоянием безусловной захваченности, то мы с вами увидим, что здесь все далеко не так просто. Вера – это состояние безусловной захваченности, а не состояние безусловной уверенности. Вера и уверенность – разные вещи. Бросая вниз камень, я уверен, что он упадет на землю. Но это не значит, что я верю в его падение. Я знаю, что есть такой континент, как Африка, хотя я там ни разу и не был, но это не значит, что я верю в Африку. Верить – значит не быть абсолютно уверенным в чем-то. Верить – значит, как уже было описано, всем своим существом устремиться к чему-либо, искать этого. Я верю во что-то, если это меня взволновало, затронуло, захватило.

Веры не бывает без риска. Вера без риска превращается в механическую гарантию. Если ваш друг идет сдавать трудный экзамен и вы говорите ему в напутствие: «Я верю в тебя!», это не значит, что вы стопроцентно уверены в его успехе. Напротив, вы прекрасно понимаете всю сложность происходящего, весь риск, которому ваш друг подвергается. И все же вопреки этой сложности, вопреки риску вы выражаете свое доверие вашему другу. То же самое можно сказать и о вере как о состоянии безусловной захваченности. Нет никаких гарантий, что то, что безусловно захватило меня, на самом деле является безусловным, что моя вера, действительно, направлена на истинного Бога, что моя вера – не трагическое заблуждение. В вере есть риск. И мало того, это величайший риск, на который человек вообще может пойти. Ведь речь здесь идет даже больше, чем о жизни и смерти. Здесь же неизбежно коренится и сомнение. Это сомнение является, таким образом, не противоположностью вере, а ее необходимым элементом. Если меня что-то безусловно захватило, если я в чем-то предельно заинтересован, то сомнения не могут не возникать. Если меня захватило событие Иисуса Христа, Его крест, если я верю, что Бог открывается нам в этой конкретной человеческой личности, то у меня не может не возникать сомнений, а так ли это? А действительно ли подлинное откровение Бога совершилось именно в Иисусе Христе? А прав ли я, полагая смысл своей жизни в этом человеке, жившем две тысячи лет назад? Это не методологическое холодное сомнение ученого. Это экзистенциальное сомнение, сомнение, которым человек мучается, которое он остро переживает.

Серьезное сомнение поэтому – это подтверждение веры. Если я в чем-то мучительно сомневаюсь, значит, меня это волнует. То, что меня не волнует, в том я и не сомневаюсь. Более того, сомнение – это своего рода мотор веры, который не позволяет ей останавливаться на одном месте, замирать, застывать в самодовольной неподвижности, превращаться в некую гарантию, но что заставляет веру все время двигаться, а значит, и жить по-настоящему.

То, что в вере присутствует сомнение, требует от верующих мужества. Именно мужества, а не бегства от сомнений. Вера требует мужества, мужества принять в себя сомнение, а не подавлять его, не игнорировать его, а жить с ним. Только такая вера является живой. Поэтому сомнений не нужно бояться, они – необходимая составная часть веры. Бояться следует веры, которая ни в чем не сомневается. Такая вера будет заведомо ложной, потому что мертвой.

Если меня что-то на самом деле захватило, то я неизбежно буду переживать по этому поводу, я не могу остаться к этому равнодушен, спокоен, уверен. Если даже по поводу каких-то незначительных проблем (вспомним пример с экзаменом друга) мы переживаем и сомневаемся, то почему мы думаем, что наша вера в Бога недостаточно серьезна для того, чтобы переживать из-за нее?

Верить – это не значит принять некоторые догматы и заставлять себя быть в них уверенным, насильно подавляя в себе все сомнения. Такая вера будет чем угодно, но только не захваченностью. Верить – это значит переживать по поводу Бога и Его откровения, сомневаться в них, страдать по ним.

Можно сказать – может быть, несколько преувеличенно, акцентированно – важно не то, сомневаетесь ли вы в Боге или в Иисусе Христе, а то, насколько серьезно, насколько мучительно вы сомневаетесь в них.