Истина и откровение, Пролегомены к критике Откровения - [15]

Глава IV. СВОБОДА, БЫТИЕ И ДУХ. ЭССЕНЦИЯ И ЭКЗИСТЕНЦИЯ. ТВОРЧЕСКИЙ АКТ

Основное разделение типов философии нужно видеть не там, где его обыкновенно видят. Это разделение связано с проблемой соотношения свободы и бытия. Вопрос более глубокий, чем традиционный вопрос об отношении свободы и необходимости. С последовательной онтологической точки зрения свобода оказывается подчиненной бытию и детерминированной бытием. Принадлежит ли бытию примат над свободой или свободе над бытием? Не есть ли последняя тайна бытия в том, что первичнее его и предшествует ему свобода? И, может быть, потому так неудовлетворительны все онтологии, так невыносимо рациональны, так проникнуты понятием, применяемым лишь к феноменальному миру. Было уже сказано, что экзистенциальная философия не может быть онтологической. Верно говорит Ясперс, что сфера свободы есть Existenz, что я и есть свобода выборa, что свобода есть абсолютное начало. Но у него свобода противоположна знанию, что верно лишь в том случае, если иметь в виду объективирующее знание. Свобода действительно не может быть объектом знания. Но к первичному существу мы касаемся именно в свободе и свобода достовернее бытия. Бытие вторично и есть продукт объективации, есть порождение отвлекающей мысли. Свобода первичнее бытия, и она не может быть детерминирована никаким бытием, она бездонна, безосновна. В детерминации, в рационализации, т. е. в объективации, исчезает свобода. Вот почему так трудно определить свободу, она боится определения. Если бы не было свободы, то то, что называют бытием, не заключало бы в себе ничего таинственного. Трансцендентальный человек есть не бытие в смысле сферы объективации, а свобода. Свобода предполагает акт, из нее исходящий. Акт же всегда есть творческий акт, в нем раскрывается новизна, возникновение которой необъяснимо из замкнутого круга бытия. Тайна свободы есть также и тайна творчества. Но в ней заключена также и возможность рабства, эта возможность заключена в непросветленной свободе, в воле к могуществу и властвованию. В основе мировой жизни лежат акты первичной свободы, но они связаны с космическим целым, они не изолированы Известным образом направленная свобода порождает необходимость. Вражда и разделение порождают скованность природного мира. Алкание первичной воли, свободы может создавать и необходимость, и рабство. В этом сложность проблемы свободы. Во всяком случае, сфера экзистенциальной свободы есть сфера отличия от сферы объективированной и детерминированной природы. Свобода есть не только свобода человека, но и фатум человека. Эта фаталическая свобода есть самое таинственное явление человеческого существования. Фатум, на котором была основана греческая трагедия, восходит к первичной свободе, к заключенному в ней трагическому началу. Трагедия в христианском мире есть трагедия свободы, а не фатума. Такова трагедия Достоевского. Кант отлично понимал различие между царством свободы и царством природы, но не сделал отсюда необходимых метафизических выводов. Свобода есть и возможность фатальности, и возможность благодатности. Просветляющая благодать и есть высшая свобода. Бог действует в свободе и через свободу, и вне свободы благодати нет. Традиционное противоположение свободы и благодати в теологической литературе поверхностно и не идет в глубину вопроса. Когда человек совершенно свободен, то он в благодати. Это есть пробуждение божественного элемента в человеке. Если без свободы невозможно принятие благодати, нет для этого органа, то без благодати нет окончательного освобождения человека от необходимости, рабства и фатума. Это все тоже тайна бого-человечности. Употребляя старую, но ставшую сейчас модной терминологию, нужно сказать, что свобода предполагает примат экзистенции над эссенцией. Эссенция и есть застывшее, охлажденное бытие. Первичное существование есть свобода и акт, есть творчество. Лишь во вторичной сфере существование попадает во власть застывшего, охлажденного бытия. Первично – движение, бездвижность вторична, есть порождение известного направления движения. Поэтому метафизика Парменида и элеатов есть ошибочная метафизика, она имеет дело со вторичным, а не с первичным. Более прав Гераклит, но и он не доходит до первичного. От. С. Булгаков не может разрешить проблемы свободы, а также проблемы творчества и зла, потому что стоит на почве онтологии, т. е. вторичного. Вся христианская метафизика должна была бы быть выражена в свете этого примата свободы над бытием. Тогда все получает иной смысл или, вернее, получает смысл, которого нет в трансцендентной онтологической доктрине о статическом бытии, об определении свободы бытием. Христианская метафизика должна быть прежде всего философией истории.

Свободу нужно рассматривать диалектически, в движении, она полна противоречий. Возможно и ложное утверждение свободы, когда она понимается статически, формально и представляется легкой, а не трудной. Свобода человека со всех сторон ограничена, она ограничена и внутри его. И человек все время должен вести борьбу за свободу, иногда героическую борьбу. Свобода встречает сопротивление, и человек должен преодолевать сопротивление. Когда свобода не встречает сопротивления, то она начинает разлагаться. Такова свобода буржуазного общества. Но человек вступает на обратный, ложный путь, когда он признает лишь свободу, которую дает уже признанная истина, и отрицает свободу в самом искании истины и завоевании ее. Таково понимание свободы во всякой тоталитарной, интегральной ортодоксии, будь то ортодоксия католическая или марксистская.