Исследования и статьи - [28]

Сможем ли мы извлечь память о нем из небытия, восстановить историческую справедливость, запечатлеть в веках его образ — покажет будущее. Но попытаться это сделать мы обязаны. Потому что в истории стран и народов непреложен закон, общий для всего человечества: никто не должен быть забыт.

Датирующие реалии Ипатьевской летописи о походе 1185 г. на половцев

События апреля-мая 1185 г. в междуречье Днепра и Дона, ставшие сюжетной основой «Слова о полку Игореве», в русском летописании отражены двумя, весьма отличающимися друг от друга источниками: рассказом Лаврентьевского списка летописи, получившем отражение в подавляющем большинстве последующих летописных сводов, и рассказом Ипатьевской летописи, значительно более подробном, но содержащемся лишь в группе связанных с ее протографом списков (Хлебниковском, Погодинском, Ермолаевском и Яроцкого). Эти версии отличаются друг от друга объемом фактических сведений и отношением их авторов к «ольговичам». В Лаврентьевской летописи и зависимых от ее протографа списках оно доходит до прямой издевки над незадачливыми князьями в похвальбе после первой победы («а ноне поидемъ по них за Донъ и до конца изобьемъ ихъ; оже ны будет ту победа, идем по них и [в] луку моря, где же не ходили ни деди наши, а возмем до конца свою славу и честь» [Л., 397–398]); и плачевном финале («а о наших не бысть кто и весть принеса за наше согрешение; где бо бяше в нас радость — ноне же въздыханье и плачь распространися» [Л., 398]), тогда как в Ипатьевской группе списков рассказ полон внимания и симпатии к новгород-северскому князю.

Такое неоднозначное отражение событий обычно объясняется, во-первых, исхождением архетипа рассказа Лаврентьевского списка из кругов «мономашичей», враждебных к «ольговичам», тогда как в Ипатьевском изводе использован текст черниговских летописцев, симпатизировавших Игорю Святославичу и уделявших ему достаточно большое внимание, а, во-вторых, отнесением написания Лаврентьевского рассказа к более позднему времени, чем Ипатьевский, когда уже стала забываться реальная картина происходившего. Последнее обстоятельство в какой-то мере находит свое подтверждение в тексте Новгородской IV летописи, где помещен сильно сокращенный рассказ Лаврентьевского списка, заканчивающийся после слов «похвальбы» словами, уже не имеющими ничего общего с действительностью:

«И поиде Игорь Святославличь съ двема сынома и съ братаници за Донъ, а не ведоуще Божиа строение; и тамо победиша ихъ безъ вести: некыи гость принесе весть в роусь»[109].

Примечательно и другое: в отличие от Лаврентьевского, текст рассказа Ипатьевского списка содержит большое количество лексем и фразеологических оборотов, перекликающихся с текстом «Слова…». А поскольку их последовательность в летописном рассказе соответствует их последовательности в тексте древнерусской поэмы, это дало основание одним исследователям указывать на зависимость летописи от поэмы, а другим, как, например, А. Мазону и А. А. Зимину, — на обратную зависимость поэмы от летописного повествования, ставя под сомнение аутентичность «Слова…»[110], тем более, что ряд историков находят в поэме отражение исторических фактов, имевших место после 1185 г. и даже прямо принадлежащих началу XIII в. К сожалению, все эти наблюдения, заслуживающие безусловного внимания для выяснения принципиальных вопросов взаимозависимости списков летописей и древнерусской поэмы, как и данные о фразеологических «репликах» «Слова…» в текстах вне-летописного характера[111], стали в советское время не только предметом изучения и обсуждения, но и предметами ожесточенного (и бесплодного) спора о «подлинности» древнерусской поэмы, когда спорящие стороны одинаково закрывали глаза на всплывавшие в пылу полемики факты[112].

Между тем, вопрос о времени появления каждого из указанных текстов (Лаврентьевского, Ипатьевского, известного нам текста «Слова…») в дошедшей до нас редакции, как и возможные между ними связи и взаимовлияния, не только принципиально важен, но и в определенной степени может быть решен путем сопоставления и анализа этих текстов и зафиксированных ими реалий, что существенно сужает рамки исследования и позволяет решать именно эти, конкретные вопросы, не уклоняясь в бесплодные дискуссии о вероятности того или иного события. Широкая известность всех трех названных текстов позволяет в дальнейшем ограничиваться самыми необходимыми на них ссылками без привлечения полного их объема, отметив только, что цитирование приводится по их изданию в корпусе «Полного собрания русских летописей» (т. е. для Лаврентьевского списка 1377 г. — т. 1, вып. 2. Л., 1927, стб. 397–400; для Ипатьевского, датируемого временем «около 1425 г.»[113] — т. 2, СПб., 1908, стб. 637–651), а «Слово о полку Игореве» — по изданию 1800 г.

Рассказ Лаврентьевской летописи представляет в данном случае безусловный интерес по причине старшинства его списка (1377 г.), хотя начинается с ошибочной даты 6694/1186 г., под которой помещено описание солнечного затмения, происшедшего 1 мая 1185 г., никак не связанного здесь с походом. За ним следует сообщение о рождении