Испытатель истории. Войны и миры «попаданцев» - [3]

Эти воспоминания разбередили нараставшую всю неделю тревогу, и он спросил, нет ли у Миши вестей от Мани.

— Она уже не Маня, а Мэри, — журналист подмигнул. — Зимой встретил ее мамашу — говорит, Мэри совсем не пишет, затянула девку жизнь в Нью-Йорке.

— Я беспокоюсь, — признался Вадим. — Там второй день стрельба идет.

— Напишет, — рассеянно пробормотал Шенберг. — Ничего с ней не случится… Гляди, менты бомжа замели.

Прямо за оградой сквера, в двух шагах от автобусной остановки, милиционер — точнее, старший опер угрозыска Ромка Стрельченко — общался с колоритным субъектом среднего возраста. Невесть откуда мужичок откопал настоящие галифе и яловые сапоги. Экзотический наряд довершали кожаная куртка поверх френча доисторического покроя. Натуральный комиссар времен гражданской войны — только деревянной коробки «маузера» на боку не хватает! Вадим даже развеселился, представив, какие запасы старого тряпья хранятся в сельской местности.

К его удивлению, Стрельченко не задержал колхозника, но показал на здание управления КГБ. Тот поблагодарил, плотнее натянул кепку на бритый череп, зачем-то потрогал погоны на милицейском плече и направился в указанном направлении. Быстрым уверенным шагом он вышел из сквера, дождался зеленого света, перешел улицу и нырнул в проходную, где сегодня командовал старшина Ветряков.

Чуть поодаль стояли еще двое — явные спутники комиссара в кожанке. Вспомнились бессмертные строки Маршака: «Многие парни плечисты и крепки, многие носят футболки и кепки…» Впрочем, именно футболок они как раз-таки не носили, но кепки наличествовали. На обоих были грубые ботинки, темные брюки с широченными штанинами и длинные плащи с капюшонами — кажется, прорезиненные. Парни, выглядевшие чуток постарше Вадима, наблюдали из-за деревьев, как их приятель разговаривал с милиционером и вошел в Управление. Когда дядька в кожане закрыл за собой двери, двое в плащах сели на мокрую скамейку, лениво переговариваясь, но Вадим не сомневался, что при этом они присматривают за зданием его конторы. Уж он-то знал манеру незаметно держать объект под наблюдением — несомненно, парни были профессионалами из наружки. Можно сказать, коллеги.

— Забавно, — процедил он. — На хрена они так вырядились?

— Ты про колхозников? — переспросил Мишка. — Слушай, все хочу спросить — ты по-прежнему живешь с родителями на Заовражной?

— Ну ты тормоз, — засмеялся Вадим. — Ту мы еще в прошлом году сдали. Отцу от института дали трехкомнатную на проспекте Циолковского. Через год обещают сдать ведомственный дом — глядишь, и мне двушка светит — в микрорайоне, около площади Орджоникидзе.

— А я в кооперативе, — похвастался Шенберг. — Трешку строю.

Надо было возвращаться к делам, поэтому Вадим вернулся к прежнему разговору и напомнил о важной задаче в лице Герасимова. Миша, как истинный большевик, предложил дать ему автомат — и проблема правых сил будет решена. Пришлось провести «среди него» разъяснительную работу, дабы внушить осознание важности порученного задания.

Перешептываясь с журналистом, старший лейтенант не выпускал из поля зрения предполагаемых коллег. Один из них внезапно встал, подошел к газетному киоску, долго переговаривался с продавщицей, после чего вернулся на скамейку с пачкой периодики. Тут на аллее снова появился Стрельченко, козырнул тем двум парням в плащах, словно старым знакомым, а затем, увидав Лаптева, вопросительно посмотрел в его сторону. Разыскник проявил известную деликатность: если видишь офицера своего или смежного ведомства с незнакомцем, то не стоит бросаться с рукопожатиями — можно ненароком испортить важную встречу.

Вадим помахал рукой, и Ромка охотно приблизился. Журналист, конечно, стал выяснять, не сообщит ли сотрудник угро чего-нибудь интересного для городской прессы. Покривившись, Стрельченко незаметным кивком показал на скамейку, где сидели парни в плащах, и поведал:

— Выезжали сегодня в лесопарк. Еще до рассвета.

— Я слышал — поножовщина и три трупа! — У Шенберга загорелись глаза. — Убийц нашли?

— Труп только один, — разочаровал его милиционер. — Позвони-ка мне часиков после шести-семи. Может, смогу чего-нибудь рассказать. По предварительным данным, наркоторговцы сцепились.

— Ух ты! — обрадовался Шенберг. — Это ж бомба.

— Хрен с ними, — отмахнулся Стрельченко. — Мы уже закончили осмотр места, жмурика и подранков увезли, экспертиза последние кадры щелкает, даже толпа ротозеев рассосалась… Остались только эти трое. Подходят ко мне и спрашивают: «Вы из угрозыска?» Я отпираться не стал, тогда их старший говорит: дескать, подскажи, братишка, как в областное управление внутренних дел проехать. Ну, в общем, не сразу понял, чего им надо. Оказывается, есть у них архиважные сведения про вражеских шпионов, о которых можно рассказать только главному городскому чекисту. Я говорю: «Может, вам не в УВД, а прямо в госбезопасность?» Они словно обрадовались, заулыбались. Кивают и соглашаются: дескать, госбезопасность — то самое, что им нужно. Посадил на трамвай, привез, а по дороге они стали выпытывать: не встречал ли я вчера в этой части леса немцев, одетых не по-современному. Я чуть не покатился — уж они бы помалкивали насчет современной одежды.