Испытания Исадора - [3]

— Да, капитан. Я прочел часть записей. Достаточно и все же не совсем… Достаточно чтобы рассудить, что ты должен первым ознакомиться с ней, до того как она попадет на глаза кому-либо еще, Гэбриэль. Это щекотливый документ, старый друг.

Взирающие сквозь тьму глаза Гэбриэля пылали, словно горящие изумруды, жутковато колеблясь между зеленым и голубым цветом. На секунду Пратиосу показалось, что в них скрывается что-то чуждое, Гэбриэль, которого он никогда не знал, таящийся в тайных глубинах его сердца.

Моргнув, после чего глаза вернулись к нормальному состоянию, Гэбриэль развернулся обратно к столу и потянулся за книгой. Он положил ее перед собой и с силой распахнул, позволив страницам произвольно раскрыться в начале тома.

Я наблюдал за ним более сотни лет. Он всегда возносил молитвы Императору в надлежащее время, покорно и с твердой решимостью. Но что-то в его обрядах необъяснимо изменилось после Кирены — постепенно стало невозможно отрицать, что небольшие изменения стали значительными. Я раздумываю, должен ли я сам что-то предпринять по этому поводу или же обратится к капеллану Пратиосу. Этим утром, когда «Литания Ярости» вошла в систему Тартарус, я нашел Гэбриэля в часовне, преклонившим колени в молитве. Мы уже обнаружили останки орочьих судов на границе видимости, и капитан должен был находиться на командной палубе. Я обнаружил его без брони и, по всей видимости, прикованным к месту. Он словно не слышал меня, когда я позвал его по имени. Это не редкое явление среди особо набожных десантников, но когда я начал упорствовать, его реакция была яростной. Словно одержимый какими-то примитивными инстинктами, он схватил меня за горло, прежде чем я успел нанести ответный удар и вернуть его в сознание. Глядя на его смятенное и смущенное выражение лица, я заметил, как по нему пробежала кровавая слеза — словно рубин, вправленный в изображение символа Кровавого Ворона. Уже не впервые меня насторожило то, как его глаза мерцали, меняя цвет от зеленого к голубому.

На миг я забыл, что он не библиарий, раньше подобные душевные сдвиги я встречал только у некоторых новопосвященных Библиариум Санкторум. Но Гэбриэль никогда не ступал по его священным залам. Он никогда не считался достойным этого гордого призвания. Даже Пратиос не считал его способным выдержать долгие, исполненные ментальных мук, годы. Теперь я начал сомневаться в том, смог ли он выдержать груз своего долга, исполненного на Кирене.

Он сильно изменился. Его набожность начала граничить с манией. Я должен обратиться за наставлением к капеллану, прежде чем кампания на Тартарусе по-настоящему развернется.

Гэбриэль провел руками по коротко остриженным волосам, не отрывая взгляда от безукоризненных строк перед собой. Наверное впервые, он осознал потенциальную угрозу почти фанатичного стремления библиариев Кровавых Воронов все записывать. В прошлом он расспрашивал Исадора о методиках документирования библиариума, но его старый друг всегда возражал, бормоча что-то о необходимой ступени знаний, отдельно отмечая, что капитану космического десанта не положено слишком много знать о делах библиариума.

Библиариум Санкторум действительно действовал среди Кровавых Воронов с необыкновенной и хорошо охраняемой секретностью, практически как если бы он был самостоятельной организацией, и Гэбриэль часто задумывался, был ли этот столь исключительный статус в ордене его отличительной чертой, или обычной практикой, произраставшей из строк Кодекс Астартес. Он знал, что Библиариум Санкторум содержал даже собственные ранги — так называемые ступени — включая мрачный и элитный орден под названием Псайкана. Но даже магистры ордена не поднимали этот вопрос, возможно потому, что большинство из них сами были библиариями. В который раз образ Азарии Видьи возник в его разуме, и Гэбриэль осознал, насколько двойственным было наследие, оставленное Кровавым Воронам Великим Отцом.

Все, что он знал о методиках документирования библиариев исходило из его собственных наблюдений — библиарии и их писцы записывали любые события и собственные впечатления, которые могли бы оказаться значительными для самих Кровавых Воронов или расширения познаний.

Затем каждая боевая баржа и ударный крейсер при первой же встрече с «Омнис Арканум» отправляли копии записей в великий библиариум на ее борту, дабы гарантировать, что легендарное главное хранилище всегда будет содержать полное собрание знаний ордена. Знания были наиболее ценны, когда становились активами всего ордена, а не размышлениями отдельных личностей. Знание — сила, подумал Гэбриэль, перевернув еще несколько страниц.

Тартарусский полковник Бром жаловался на поведение Гэбриэля во время сегодняшней битвы за Магна Бонум. Он сделал серию намеков на пристрастие Кровавых Воронов к бомбардировкам, вытекающее из решения капитана запросить поддержку «Литании Ярости». Действительно, в результате драгоценный город Брома был сравнен с землей, что, насколько я понимаю, он не особо оценил. Тем не менее, бомбардировка также сломила зеленокожих, и без нее мы бы могли не одержать победу, не смотря на триумф у Южных Врат.