Испытание войной – выдержал ли его Сталин? - [5]

История Великой Отечественной войны с талантливой подачи историка-беллетриста В. Суворова стала объектом логических упражнений, напоминающих игру в шахматы. Впору составлять дебютный задачник «Комбинационные ходы по истории Второй мировой войны». Возьмем в качестве примера известного историка-эмигранта Ю. Фельштинского. Вот его логическая заготовка:

«…Я понял, что июнь 1941 года не объяснить без истории германо-большевистских отношений времен Первой мировой войны. Прочтя теперь в «Ледоколе»: «По смыслу и духу Брестский мир – это пробный пакт Молотова – Риббентропа. Расчет Ленина в 1918 году и расчет Сталина в 1939 тот же самый…», – я был и поражен, и тронут. Автор, увидевший эту взаимосвязь, поймет и все остальное… При подписании Брестского мира расчет Ленина был более глубоким. «Поражение Германии уже было близким, – пишет В.Суворов, – а Ленин заключает мир, по которому Россия отказывается от своих прав на роль победителя, наоборот, без боя Ленин отдает Германии миллион квадратных километров самых плодородных земель и богатейшие промышленные районы страны, да еще и контрибуцию золотом выплачивает. Зачем?!» (Ледокол, с. 17). Ответ В. Суворова: чтобы война продолжалась и Германия истощила себя и западных союзников как можно больше» (1).

И тут я тоже понял: начинать надо не от Брестского мира, а со свидания Александра I с Наполеоном в 1809 г.! Тогда русский царь заключил сепаратный мир с агрессором – своеобразный пакт «Молотова – Риббентропа». Цель ясна, как божий день, – направить усилия наполеоновской Франции на Англию, чтобы обе державы истощили себя во взаимной борьбе, а потом въехать в Париж на белом коне (что и произошло шесть лет спустя), после чего навязать свою волю Западу (что и было сделано в ходе реализации проекта «Священного Союза»). Но планы царя чуть было не рухнули. Наполеон упредил удар русской армии и напал на Россию первым!

Доказательства готовности русских войск атаковать Наполеона? Загляните в источники. К июню 1812 г. царь подтянул к границам 1-ю (ударную) армию под командованием бывшего военного министра Барклая де Толли (сама должность говорит о многом). Южнее располагалась 2-я армия блистательного (и наступательного!) генерала Багратиона, ученика Кутузова. Севернее нависал над Восточной Пруссией корпус Витгенштейна. На Украине затаилась 3-я армия генерала Тормасова. Налицо полная мобилизованность главных сил Российской империи. Зачем проводить скрытую мобилизацию и подтягивать войска, включая казаков, из глубин страны, если не для нападения?

До 6 июля 1812 г. – дня перехода в решительное наступление – оставалось всего ничего, когда 24 июня армия Наполеона…

И т. д. по отработанной схеме.

Доходит до юмористических ситуаций. Иной автор может написать: «Как Сталин мог поверить в готовность Гитлера напасть на Советский Союз с 3500 танками против 20 тысяч у Красной Армии?» Да не знал ни Гитлер, ни Сталин, сколько было танков и самолетов у противостоящей стороны. Всю подробную конфигурацию сил историки выяснили после войны, а сами политики играли в военно-политический покер с закрытыми картами. И кто блефовал, а кто и впрямь имел отличные шансы на выигрыш, выяснилось, естественно, по окончании игры.

Точно так же «задним умом» сделал вывод и М. Солонин. Он подхватил и дополнил обширным материалом высказанную в книге «Испытание войной», изданной в 2002 г., версию о слабой боеспособности Красной Армии как главной причине поражения летом 1941 г. На этой основе М. Солонин «опроверг» и версию о возможности превентивного удара по Германии. Мол, раз Красная Армия была слаба, то о каком вторжении можно было говорить? Но ни Сталин, ни высшее командование не подозревало, что дело обстоит настолько плохо с боеспособностью Красной Армии, и планирование велось с позиций победоносных кампаний в Монголии и Финляндии.

Чем хороша история – так это наличием огромного количества фактов, комбинирование которых дает не меньшее число ситуаций, чем в шахматных партиях. (Впрочем, их скудость также возбуждает фантазию, пример тому спекуляции вокруг таинственных Стоунхенджа или Аркаима.)

Работало бы воображение да имелся б литературный талант беллетриста, ибо без такового таланта публика версию не скушает и не бросится горячо обсуждать «горячее».

Но если брать по-крупному, то выяснится: история рассматривается авторами с двух генеральных позиций: науки и идеологии. Наука изучает историю «как это было», идеология – «как это должно быть». Естественно, что рассмотрение истории правления Сталина не могло не быть идеологизировано.

История идеологизируется в том случае, если ее нужно использовать для текущих политических нужд. Тогда историческая правда заменяется мифами. Мифы бывают двух сортов – мобилизующими и оправдывающими. Мифы о Сталине относятся к категории второй свежести. И дело, собственно, даже не в самом Сталине, а в том, что по-иному эффективно кремлевская власть управлять страной не умела. То есть без огромных издержек, без попадания в исторические ловушки и тупики с последующим героическим преодолением искусственных трудностей, так закаляющих национальных характер. В тех же государствах, где власть осваивает иные управленческие технологии, старые мифы и идеология сдаются в архив (например, современные Германия и Япония).