Испытание властью - [14]

Глаза Штольца еще больше расширились от неожиданности и увлажнились. Не отрывая от меня взгляда, он бочком вышел в коридор.

Я открыл окно и долго смотрел на улицу, стараясь успокоиться, а потом сел к телефону и связался с директором пригородного совхоза.

— Слушайте, вам нужен главный инженер? У вас ведь вакансия?

— Да нет, уже не нужен. Мы приняли.

— Когда?

— Месяца уже два работает.

— Ну и как справляется? Женатый? Холостой?

— Трудно пока сказать. Какой-то он слишком мягкий. Добряк большой… Пока вроде холостой.

— А если мы его передвинем и дадим вам опытного инженера?

И я долго рассказывал о Штольце, о его проблеме. Опасаясь отказа, закончил так:

— Надо спасать семью. Детей, главное, жалко.

Директор долго молчал, потом как бы нехотя ответил:

— Ну, раз вы настаиваете, можно с ним побеседовать. Должен же он понять.

Мы договорились о встрече и назавтра рано утром я был уже у него в кабинете, предварительно бегло осмотрев реммастерскую и машинный двор с техникой.

Через некоторое время вошел главный инженер. Я доброжелательно обратился к нему:

— Проходи, садись. Что ты встал?

— Спасибо, постою.

Он прижался к стене, не поднимая глаз, у самого дверного косяка— крупный, широкоплечий парень. Если бы не дрожь в руках, от которой тряслась, зажатая в кулаке, шапка, можно было подумать, что он спокоен.

Я начал объяснять обстановку в семье Штольца и необходимость его перевода, но Каштанов перебил меня.

— Я знаю. Мне директор рассказал.

— Вот и хорошо. Тогда напиши заявление о переводе тебя с главного на старшего инженера — и все в порядке. Это временно.

— Не буду я ничего писать. Как вам нужно, так и делайте. Что хотите — то и пишите. Дело ваше. Вам видней.

Его ответ больно хлестнул по моему обостренно-возвышенному самолюбию, но я сдержал эмоции. Фактически я растерялся и молча курил.

Видя перед собой двух парней — одного обреченного на унижение, а второго, обладавшего властью, но не умеющего ее применить, инициативу перехватил директор:

— Ладно, Каштанов, иди. Подумай. Ты ведь сам руководишь людьми. Что будет, если каждый упрется как бык? Руководство нас назначает, оно и снимать может. Имей это в виду.

Когда инженер покинул кабинет, директор, заискивающе подставляя мне пепельницу, продолжил.

— Чего на него смотреть? Раз надо — пишите приказ. Никуда не денется. Еще молодой — успеет везде наработаться.

Директор проводил меня до машины, предложил посетить столовую, но я отказался и уехал. Я не видел ни дороги, ни окружающих людей. В голове был сумбур. Как быть? Одному пообещал новую работу и дал слово, а второго вдруг стало жалко. Вот обстановочка! Где же выход?

Возвратившись в город, я сбросил плащ и шляпу на сиденье машины и быстро поднялся в кабинет начальника управления. Он прошел все «круги ада» производственной и руководящей работы, был инициатором моего назначения и относился ко мне по-отечески. Я подробно рассказал ему об обоих инженерах и попросил взять решение вопроса на себя.

— Ты, Вениамин, запомни — власть одна не дается. В придачу к ней всегда получаешь огромные заботы, проблемы и нервотрепку.

— Я не рвался к этой власти. Я отказывался. Хотел обратно в район.

— Подожди, подожди. Ты к работе приступил?.. Приступил. Значит, дал согласие. Просишь моей помощи? А не рано ли? Ты еще свои возможности не использовал. Привыкай к самостоятельности, за тебя работать не могу. Ошибешься — я тебя накажу. Не поймешь — будешь куролесить, — дадим тебе другую работу. Полегче. Вот так, милый человек! А сейчас успокойся, а то залетел как петух после драки. Иди, все обдумай и решай, но имей в виду, для освобождения от работы главного специалиста нужны веские основания.

В свой кабинет я вернулся полный решимости и единым махом написал приказ. Каштанов за развал инженерной работы переводился в старшие инженеры, а Штольц назначался на его место — главным. Отложив написанное, я задумался в сомнении, но в памяти встал образ изможденной болезнью женщины и горестно стоящих рядом детей. Рука моя сама потянулась за авторучкой, приказ был подписан и отправлен в канцелярию. Через час мне сообщили, что он размножен и отправлен по адресам. На утро был вызван Штольц и, вручая ему приказ я, чтобы скрыть волнение, напустил на себя строгость:

Поезжай в совхоз и принимай работу. Потом перевезешь семью. Квартиру директор пообещал. Все! Желаю успеха. Да… ты там Каштанова не обижай.

Когда Штольц ушел, я почувствовал себя облегченно и все поглядывал на свой первый областной приказ, сам удивляясь заключенной в нем силе.

Через несколько дней, возвращаясь из командировки, я завернул в пригородный совхоз, чтобы узнать обстановку. Услышав, что Штольц уехал за семьей, решил повстречаться с Каштановым и зашел в реммастерскую. На меня пахнуло родным запахом машинного масла, мокрой стали и грязи.

Проходя мимо кузнечного цеха, я невольно услышал обрывки разговора механизаторов:

— Конечно, нам-то хрен ли! Мы уже привыкли, что нас с места на место пихают, как пешек. А Каштанов молодой — не битый, не щипаный — переживает. И тут еще такое дело! Прямо беда.

— Ты гляди — этот областник сам еще молокосос, а что творит! Вот настырный какой, гад! Так и лезет в каждую дыру. Все ему надо!