Испытание Ричарда Феверела - [202]

Ричард пожал руку — ему и Риптону. Вслед за тем леди Блендиш пожелала ему спокойной ночи, расточая похвалы по адресу Люси и пообещав, что будет молиться за их счастье. Памятуя о том, что нависло над завтрашним днем, двое мужчин вышли, чтобы поговорить с глазу на глаз. Риптон хотел сразу же принять меры, чтобы помешать дуэли, однако Адриен сказал:

— Мы успеем это сделать завтра. Покамест он здесь, ему ничто не грозит. О дальнейшем я позабочусь, — и кончил тем, что стал добродушно подсмеиваться над Риптоном и намекать на его похождения с госпожой Случайностью, уверяя, что та, как видно, втянула его не в одну подобную историю. Ну конечно же, Ричард здесь, а пока он здесь, он в безопасности. К этому выводу пришел Риптон и спокойно улегся спать. Миссис Дорайя рассуждала примерно так же и также полагала, что, пока он в Рейнеме, опасаться им нечего. Единственный раз в жизни она решила не полагаться на свой инстинкт, дабы не поднимать бессмысленную тревогу там, где должен царить покой. Вот почему она ни словом не обмолвилась брату о том, что знала. Она только пристальнее заглянула Ричарду в глаза, когда поцеловала его, расточая похвалы Люси.

— Я обрела в ней вторую дочь, дорогой мой. Ах, будьте же счастливы оба!

Все они теперь восхваляли Люси. С этого начал и отец, оставшись с сыном вдвоем.

— Бедная Хелин! Твоя жена стала для нее большою поддержкой, Ричард. Думается, без нее Хелин бы просто погибла. Никогда еще мне не доводилось встречать в столь прелестном юном существе такой развитый ум и такое стойкое чувство долга.

Всеми этими славословиями в честь Люси ему хотелось доставить удовольствие Ричарду, и всего на несколько часов раньше он бы этого безусловно достиг. Теперь же результат оказался прямо противоположным.

— Насколько я понимаю, вы хвалите сделанный мною выбор, сэр?

Ричард говорил спокойно, но в тоне его можно было заметить иронию. Говорить иначе он все равно бы не мог, так велика была осевшая в душе горечь.

— Я нахожу его очень удачным, — сказал его отец. Чуткая натура его уловила тон, каким говорил сын, и само его обращение, и вспыхнувшие в нем отцовские чувства теперь застыли. Ричард не сделал ни шага в его сторону. Он прислонился к камину, вперив глаза в пол, и поднимал их, только когда говорил. Удачен! Очень удачен! Когда он стал перебирать события последних лет и вспомнил, как он был уверен, что отец его непременно полюбит Люси, стоит ему только узнать ее, вспомнил, как тщетны были все его усилия уговорить ее поехать вместе с ним, жгучая ярость начисто заглушила в нем голос рассудка. Но мог ли он в чем-нибудь винить это кроткое существо? Кого же тогда ему винить? Себя самого? Не одного себя. Отца? И да, и нет. Вина была тут, вина была там; была всюду и вместе с тем — нигде, и наш герой теперь возлагал ее на судьбу; в гневе взирал он на небеса, сам не свой от ярости и тоски.

— Ричард, — сказал его отец, подходя к нему ближе, — час уже поздний. Я не хочу, чтобы Люси тебя так долго ждала, иначе я бы как следует объяснился с тобою, и я полагаю — или во всяком случае надеюсь, — ты бы меня оправдал. У меня были основания думать, что ты не только злоупотребил моим доверием, но и грубо меня обманул. Теперь я знаю, что это не так. Я ошибся. Многое в нашей с тобой размолвке проистекает от этой ошибки. Но ты женился совсем еще мальчиком: ты совершенно еще не знал жизни, плохо знал себя самого. Для того чтобы уберечь тебя от подстерегающих в грядущем опасностей — ибо есть некий период, когда зрелые мужчины и женщины, поженившиеся совсем молодыми, более подвержены искушениям, нежели в юные годы, хотя и более стойки, — так вот, для того чтобы уберечь тебя, я решил, что ты должен испытать самоотречение и узнать побольше о своих ближних того и другого пола, прежде чем ты укрепишься в том положении, которое иначе будет ненадежным, какими бы достоинствами ни обладала избранница твоего сердца. Без этого Система моя применительно к тебе оказалась бы несовершенной, и последствия этого ты бы неминуемо ощутил. Сейчас все это уже позади. Ты — мужчина. Опасности, которые грозили тебе, думается мне, миновали. Я желаю обоим вам счастья, и благословляю вас, и молю господа обоих вас направить и укрепить.

Сэр Остин не сознавал, что произносимое им напутствие лишено искренности. Но независимо от этого слова его все равно были для его сына пустым звуком; все эти разговоры о миновавших его опасностях и о счастье выглядели теперь сплошною насмешкой.

Ричард холодно пожал протянутую отцом руку.

— Мы пойдем сейчас к ней, — сказал баронет, — я прощусь с тобой у ее двери.

Не пошевелившись, пристально глядя на отца, с суровым лицом, которое вдруг залилось краской, Ричард сказал:

— А как по-вашему, сэр, муж, который изменил жене, имеет право войти к ней в спальню?

Сказанное было ужасно, было жестоко: Ричард все это знал. Он не нуждался ни в чьих советах, он твердо решил, как ему следует поступить. Вчера еще он бы внимательно выслушал отца, и обвинил во всем себя одного, и смиренно покаялся бы во всем перед богом и перед нею; сейчас, в отчаянии своем, порожденном горем, он так же не испытывал ни малейшей жалости ни к одному существу на свете, как и к себе самому. Сэр Остин нахмурил свои низко нависшие брови.