Испытание Раисы („Красный кабачок“) - [22]

— Однако, сударь, — возразила, ободряясь, Раиса, — если вы не всех виновнее, зачем же вас постигло сильнейшее наказание?

Та же дьявольская улыбка пробежала по лицу Грецки.

— Мы все трое одинаково виновны! — сказал он.

— Вы сами знаете, что нет! — в отчаянии вскричала Раиса. — Вы отлично знаете, что только один из вас должен был бы искупить вину! Не жестоко ли с вашей стороны скрывать его имя? Даже в вашем присутствии я столько вынесла унижения, не зная, могу ли я смотреть прямо в глаза или...

Она закрыла лицо, покрытое смертельной бледностью, и отшатнулась к решетке. Мысль отомстить промелькнула в голове Грецки, и он с радостью ухватился за нее.

— Что вам за дело? — развязно сказал он. — Вы имеете все, чего желали: имя и состояние! Разве не довольно?

Раиса гордо выпрямилась при этом оскорблении.

— Да, — ответила она, — я желала носить имя, которое должно было мне принадлежать! Если высочайшее распоряжение правильно, скажите мне это: я хочу, я имею право это знать!

— Узнайте это от тех, кто помог вам так хорошо отомстить! От меня вы ничего не узнаете, уверяю вас! Кончим эту комедию, сударыня! Вы отлично знаете то, что стараетесь прикрыть незнанием!

— Клянусь Богом! — горячо воскликнула Раиса, в знак данной клятвы приложив руку к образу Спасителя. — Я ничего не знаю!

Она была восхитительно хороша в эту минуту: гнев, страдание и то чувство, которое не делало Грецки ее врагом, — все это придало ее красивым чертам какое-то сверхъестественное очарование.

Молодой человек невольно вспомнил „Красный кабачок“, душу раздирающие крики, мольбы Раисы, слезы и борьбу в темноте...

„Очень возможно — подумал он, — что ей неизвестно, что то был я“.

Чувство жалости стеснило его грудь, он уже готов был открыть Раисе тайну, как вдруг на улице раздался звон бубенчиков... и инстинкт мести превозмог...

— Вы не знаете? Тем лучше: это будет вам наказанием за причиненное нам зло! Прощайте, сударыня, будьте счастливы!

Он быстро удалился, с глубокой иронией произнеся последние слова.

Раиса, увидев, что он ушел, а с ним исчезла последняя ее надежда, упала перед образом.

— Господи! — сказала она громко. — Если бы это был он. Как бы я его любила!..

Звон бубенчиков, смущенный шепот голосов, выражавших свои пожелания, вывели ее из апатии, оторвали от горьких дум...

Отец, долго ждавший ее с беспокойством, вошел в церковь.

— Они уезжают! — сказал он.

Раиса подошла к окну.

С обнаженными головами под снегом, падавшим большими хлопьями, осужденные принимали последнее благословение священника.

Трое молодых людей, уезжавших в ссылку, производили странное чувство... Солдаты, любившие их, с факелами в руках, выстроившись, освещали путь отъезжающим. Послышался плач госпожи Собакиной, прощавшейся с сыном, она была почти без чувств...

Княгиня Адина поцеловала брата с небывалой твердостью. Что касается Грецки, то он, получив благословение своей тетки, сел в кибитку и больше не оборачивался.

Кибитка, окруженная конными жандармами, тихо тронулась по дороге, покрытой свежевыпавшим снегом.

Раиса следила за ней, пока она не скрылась, а потом, повернувшись к отцу, сказала твердым голосом:

— Едемте!

У подъезда их ждал придворный лакей.

— Карету графини Грецки! — громко крикнул он.

Карета Валериана, запряженная прелестными рысаками, приблизилась к крыльцу.

— Куда прикажете ехать? — спросил лакей, помогая Раисе и ее отцу сесть в карету.

— К нам, — ответил Поров, — в наш бедный маленький домик!

Карета помчалась в направлении, противоположном тому, в каком уехали осужденные.

Когда Раиса вышла из кареты, кучер спросил о дальнейших приказаниях.

— Возвращайся домой! Завтра я увижу, — ответила ему Раиса.

Карета быстро скрылась.

Молодая женщина вошла в свой бедный домик, в котором провела все свое детство и юность. Обе старые служанки, кухарка и горничная, ожидали ее с поздравлениями.

Какая перемена за один день!..

Могла ли она утром предвидеть все случившееся?.. А если бы предвидела, то согласилась ли бы она на все это!..

Раиса не смогла ответить на эти вопросы.

22.

На следующий день Раиса, проведя бессонную ночь, встала все же рано. Ум ее усиленно работал. Возникший в ее голове вопрос оставался неразрешимым, и она оставляла его, чтобы задать себе новый...

Она одела свое черное платье и в сопровождении отца отправилась на могилу матери. Кладбище было недалеко, поэтому они пошли пешком. Ночью выпал большой снег и на дороге ослепительной белизны лишь кое-где виднелись следы санных полозьев, шедшие к воротам кладбища, украшенным черным крестом.

Отец и дочь шли молча, не глядя друг на друга. Порову представлялась погребальная колесница, увозящая тело его доброй, верной жены... Полный грусти при воспоминании о счастливом времени, проведенном с женой, он размышлял о полученном блестящем возмездии...

Раиса, думая о том же, представляла себе радость матери — если бы она была жива! Чувство одинаково тяжелое и приятное наполняло ее при воспоминании о случившемся накануне... Сильное горе переносило ее в Сибирь, и она мысленно следила за кибиткой, уносящей ссыльных, укоряя себя за то, что она меньше думает об умершей от горя матери, чем об этом человеке — ее недруге и муже...