Испытание Раисы („Красный кабачок“) - [21]

„Если это к тому же не он, — думала она, — то как же он должен меня ненавидеть! Как я должна быть ему противна!“.

Она приблизилась к аналою. Грецки подвинулся вперед, и генерал вручил ему ледяную руку Раисы.

Церемония началась...

Ладан дымился, певчие оглашали церковь священными песнями, а впереди стояли два существа — одно из них горячо желало смерти другого, другое же с разбитым сердцем...

Священник приблизился к ним со словами о таинстве брака. К счастью, священник был человеколюбив и гуманен. Приняв утром клятву Раисы, он знал, что ей суждено стать супругой одного из этих молодых людей, поэтому он не говорил про сладость семьи, про счастье, ожидающее их. Он говорил им про христианские обязанности, про тернии нашей жизни, и не одна женщина, вспомнив свои тернии, украдкой уронила слезу.

— Согласны ли вы взять в жены эту особу? — спросил он у Грецки.

— Да! — ответил тот с сердцем, готовым разорваться от бессильной злобы.

— Желаете ли в мужья этого человека? — спросил священник у Раисы.

— Да! — ответила она едва слышным голосом, опустив голову и покраснев от стыда.

Священное вино было вынесено в золотом ковше: супруг обмакнул в него губы, за ним — супруга, и оба троекратно повторили этот обряд — символ вечной связи.

Священник обменял кольца, и были поданы венцы. Резов и Собакин, каждый с венцом в руке, держали их над головами молодых.

Священник, соединив их руки, трижды обвел молодых вокруг аналоя при громком пении певчих, призывавших на венчавшихся благословение Господне.

Наконец и эта обрядность кончилась, и супруги стояли перед священником. Согласно обычаю он сказал им:

— Поцелуйтесь!

Только теперь Раиса и Грецки в первый раз взглянули друг на друга, и она вздрогнула под презрительным взглядом своего мужа.

— Поцелуйтесь! — повторил священник и затем, наклоняясь к Грецки, шепнул ему на ухо: — Ради Бога, не делайте скандала!

Грецки согнул свой высокий стан и наклонился к жене. Сколько вылилось злобы и отвращения в поцелуе, едва скользнувшим по губам Раисы!

„Если бы это был он! — с тоской думала она, уничтоженная унижением и горем. — Как бы узнать правду?“

Присутствующие, приблизясь, молча поклонились новобрачным. Не было поцелуев и веселых поздравлений, ложных или от души, но всегда сопутствующих каждой свадьбе!..

Графиня холодно поклонилась своей племяннице, ответившей ей почтительным поклоном.

Поров взял под руку свою дочь, готовый защищать ее от нападений, но их не было.

Грецки, поклонясь своей жене, поблагодарил священника и в сопровождении своих товарищей удалился в соседнюю комнату. В этой комнате осужденные должны были переменить свое платье на дорожное.

Раиса с отцом остались одни посреди церкви. Уже тушили свечи, и вокруг них становилось темно. Несколько солдаток приблизилось к Раисе и с любопытством смотрели на нее.

— Отец! — простонала Раиса, — Это хуже смерти!

— Честь спасена, графиня, — сказал старый фельдшер, гордо подняв голову.

Она поглядела на него с удивлением.

— Графиня... — проронила она. — Правда, я графиня, но мое состояние и звание послало троих в Сибирь! Это ужасно!

Вдруг она встрепенулась и в волнении сказала, обращаясь к отцу:

— Папа, позвольте мне переговорить с графом! Это очень нужно! Пойдите, — обратилась она к ожидавшему лакею, — передайте графу Грецки, что я хочу с ним говорить!

— Что ты думаешь сделать? — спросил Поров, пока лакей спешил исполнить полученное приказание.

— Отец, я вас умоляю позволить мне поговорить наедине с этим человеком! Во что бы то ни стало, я должна знать... Я вас умоляю!

Поров, видя на лице дочери сильное волнение и непоколебимую уверенность, уступил и удалился в смежную с церковью залу.

21.

Раиса подошла к алтарю, от которого ее отделял высокий иконостас, украшенный позолотой и образами.

Несколько лампад перед безмолвными и почерневшими образами там и сям бросали тусклый свет на позолоту. В конце еще горели две толстые свечи, согласно обычая пожертвованные супругами.

Боковая дверь открылась, и Раиса увидела входящего мужа. Уже одетый в дорожное платье, он держал в руках меховую шапку. Никогда еще Грецки не был так красив, и никогда лицо его не выражало такой строгой твердости.

— Что вам угодно? — спросил он у прислонившейся от слабости к перилам Раисы.

— Я хотела говорить с вами, сударь... Вы не можете уехать так...

— Я исполняю волю царя, — холодно ответил Грецки.

— Царь дал мне положение и имя, которых я не искала... Я не желала...

— Вы не желали нам отомстить? В таком случае не надо было кричать о мести! — перебил ее Валериан.

— Я не желала причинить вам зла, — прошептала Раиса с отчаянием, чувствуя, что волнение охватывает ее вновь.

Да, она не желала зла этому молодому человеку, ее мужу... Собакин возбуждал в ней только антипатию... Резова она возненавидела за его дерзкие, оскорбительные взгляды... а этого... она чувствовала, что простила бы его от всего сердца, если бы она была уверена, что это он...

— Приговор, вас поразивший, жесток, — начала молодая женщина, — а может быть, и несправедлив.

— Приговор свыше не может быть судим, — произнес Валериан с сардонической усмешкой. — Да к тому же не вам на него жаловаться!