Испытание - [41]

— Не сердись на меня, — упрашивает его другой, — у нас впереди большой разговор.

— С тобой — ни за что, — решительно говорит Краснокутов.

— Не хочешь — не надо, а я все-таки скажу. Я прокричу тебе над ухом.

В комнату без стука входит Мукай.

Краснокутов, недовольный, оборачивается:

— Простите, я занят.

Агроном не отводит глаз от начальника, идет к выходу и вновь возвращается:

— Я пришел относительно доноса. Вы должны меня выслушать. Это ложь и неправда, Джоомарт тут ни при чем.

Начальник любезно ему говорит:

— Зайдите попозже. Или, если угодно, посидите в другом помещении. Я сейчас не могу.

Агроном смущенно разводит руками. Можно, конечно, в другой раз, но не лучше ли сейчас?

— Я хотел вам сообщить, что при мне составлялась бумага. Они давали ее нам подписать. Ни я, ни Темиркул не пошли на это. У них было условлено заранее, я теперь только все разузнал…

Краснокутов не слушает его, он ждет ответа Джоомарта.

— Товарищ Мукай, у нас секретный разговор. Вы нас прервали. Отправляйтесь домой, я пошлю лошадь за вами.

Мукай не двигается с места. Ему так трудно сейчас, так трудно…

— Облегчите мою совесть, я вас прошу. Я так виноват перед Джоомартом.

Он не может сдержаться и горячо говорит:

— Ты должен меня простить, я кругом виноват… Я всю ночь тебя искал. Говорили, что ты бродишь возле заставы.

Краснокутов его прерывает:

— Я просил вас оставить нас. Дайте мне кончить наш разговор… — И снова Краснокутов теряет терпение: — Вы, кажется, родственники, я не ошибся? То-то вы примчались чуть свет. Родное — не чужое, надо помочь. Пусть непрошеным ходатаем, только бы исполнить свой долг.

Что он выдумывает, этот упрямый начальник? Ведь они с Джоомартом все время не в ладах.

— Стыдно вам, агроному, интеллигенту-киргизу, подражать старикам, поддерживать родню во что бы то ни стало! Обманывать советскую власть!

Мукай ничуть не обижен: ему сейчас безразлично, что думают о нем.

— Ты пойми, Джоомарт, я так верил Сыдыку. Плут и бездельник, он связался с купцами и обделывал дела Джетыгенов. Почему ты не сказал мне, кто такие Джетыгены, разве я стал бы их защищать?..

Краснокутов его останавливает:

— Вот что я скажу вам, дорогой агроном. Джоомарт в свое время так же помог Сыдыку, как вы сейчас помогаете ему. Я просил его быть переводчиком, доверил важное дело, а он меня обманул: за тестем, как видите, тянется зять, за зятем — свояк. Пора, товарищ агроном, полюбить свою родину настоящей гражданской любовью.

Как он заблуждается, он не знает Джоомарта — нисколько, ничуть.

— Вы не то говорите, товарищ начальник. Кругом виноват я один. Я не понял Джоомарта, как не поняли его вы. Они мстят ему за то, что он восстал против рода, против тех, которые стреляли в вас и в него. Это были Джетыгены. Они владели Май-Башем и не простили вам того, что вы их изгнали. Джоомарт умолчал, что они его братья по роду. Ошибка, конечно, но ему было стыдно сознаться, что бандиты — сородичи его.

Джоомарт стоял в стороне и не знал, чему больше удивляться: страстной ли речи агронома или упрямству начальника. Ему казалось уже, что все от него отвернулись. Вдруг приходит Мукай, эта добрая душа, и кричит во весь голос: «Я кругом виноват!» И не тот Мукай, с шуткой и смехом, с повадкой мальчишки, а совершенно другой — серьезный и твердый. Браво, молодец! Вот что значит мало знать человека!

Начальник заставы, конечно, молчит, хмурит брови, но совсем по-иному. Мукай смутил его своими словами, поставил в тупик. Вот когда агронома надо бы обнять.

— Повторите еще раз, — просит он агронома.

И Мукай повторяет:

— Они владели Май-Башем. Стреляли в вас и в него. Да, да, Джетыгены… Он скрыл это от заставы. Ему было стыдно…

— Правду он сказал, Джоомарт?

Он глядит на Джоомарта в упор, но взгляд уж не тот — в нем больше смущения, чем твердости.

— Позовите делегатов, я отвечу вам при них.

Входят три человека: два старика и один помоложе, лет сорока. Знакомая одежда: чапаны, ичиги, шапки, обшитые мехом. Невысокие, плотные, с обожженными солнцем лицами, они приветствуют начальника, затем Джоомарта, улыбаются ему, между собой говорят, что он вырос, красив, весь пошел в деда Асана. Джоомарт кивает головой — любезно, спокойно. Делегат средних лет почтительно стоит в стороне. Ничто не предвещает грозы. И вдруг словно молния сверкнула: взор Джоомарта наполняется гневом, он бросается к киргизу и хватает его за ворот чапана.

— Ты помнишь меня? — кричит он ему прямо в лицо. — Отвечай мне, ты помнишь? Ты лежал за воловьей скалой и метил в начальника. Я крикнул: «Берегись, Краснокутов!» — и в ту же минуту ты выстрелил. Твою пулю он до сих пор не забыл. Отвечай мне, ты помнишь?

Он притянул его близко к себе, глядит в упор на него, обжигает пламенным взором. Джоомарт дышит порывисто, гнев в каждом изгибе его лица. Киргиз пытается отступить, беспомощно озирается и опускает глаза.

— Вот он, взгляните на него! Простите меня, — обращается он к старикам, — мне трудно было сдержаться. Я знаю вас, Эсекгул и Ченбок, вы честные люди, наши друзья. Скажите Джетыгенам, что я, Джоомарт, и колхозники примем их с радостью, поддержим их перед заставой и комендантом… Вот вам моя рука. Но тем, кто враги нам, лучше не являться сюда.