Испытание - [4]

Илья Ильич умолк и, дожидаясь вопросов, бродил по лужку, но, так и не услыхав от Бориса Андреевича ни единого слова, едва ли не гневно воскликнул:

- Отчего же вы молчите? Вам доказательства нужны? Когда вы их получите, поздно будет спрашивать!

Слова господина Обломова с трудом дошли до сознания Бориса Андреевича. Не оборачиваясь, он едва слышно промолвил:

- Спрашивать? О чем? Отчего один разум решился предать погибели другой? Пустое! Пустое! Земля тоже знала страшные войны, когда развитые народы в погоне за богатством и территорией уничтожали целые племена... Правда, тогда даже слабые имели способ и возможность хоть как-то защищаться. У нас же, очевидно, такового не будет. Один лишь вопрос - и то праздный - могу я задать вам, Илья Ильич. Для чего вы разыскали меня? Для чего рассказали все это?

- Простите, Борис Андреевич, но слушали вы меня невнимательно, иначе другой вопрос задали бы. Неужто не помните, о чем я многократно повторял вам? Только вы можете помочь мне в моем предприятии!

Борис Андреевич обернулся стремительно; казалось, сила самой Земли влилась в его мышцы, и сейчас он кинется на гостя и растерзает его.

- Помочь? Помочь в вашем предприятии? Да в уме ли вы?!

Илья Ильич натужно, болезненно как-то улыбнулся:

- Да, помочь! Но не погубить вашу прекрасную Землю, а спасти ее. Спас-ти! Вы понимаете меня? Вы меня слышите?

Борис Андреевич с трудом приходил в себя. Силы, только что, одним рывком, влившиеся в его тело, вдруг иссякли. Он опустился на траву, растрепанные светлые влажные волосы упали на вспотевший лоб.

- Помочь? Я? Как? Что я могу один? Вы шутите... Мои знания... Это же просто смешно...

- Нет, Борис Андреевич. Мне не до шуток. Еще не видя вашей Земли, я был противником самой идеи уничтожения разумных существ, на какой бы ступени развития они не находились. Но, как у вас принято говорить, слава господу богу, тщательно скрывал свои воззрения. Потому и попал в экспедицию. А ваши знания... Видите ли, даже вы, ученый, астроном, с трудом мне поверили, а мне прежде всего нужно, чтоб поверили. Ибо то, что вам предстоит сделать, сделал бы почти любой землянин, радеющий за свою планету.

- Но что я должен делать?

- Прежде всего - успокоиться. У нас с вами в запасе еще несколько дней. Мы все обсудим. Постарайтесь, чтобы ваши дамы никаких перемен в вас не заметили. И еще одна просьба: позвольте мне провести эти дни в вашем доме, я надеюсь, у вас найдется свободная комната. А за моим крайне скромным багажом можно было бы послать в Гатчину.

- Да, да, конечно! О чем речь! И дом мой, и я - все в вашем распоряжении... - отвечал Борис Андреевич. - Но, знаете ли, одна мысль меня тревожит и смущает... Вы апеллируете ко мне, как к ученому... Но... Илья Ильич! Вы назвали имя господина Циолковского... Он намного ученее меня... его идеи... Почему не...

- Борис Андреевич! - Илья Ильич помрачнел слегка. - Вы вынуждаете меня... Мне не хотелось бы вас обидеть... Поймите... Во-первых, господин Циолковский намного старше вас. Да. Но это не главное. Это, наверно, даже не во-первых, а во-вторых. Во-первых, все-таки его гениальность. Если нам с вами удастся спасти Землю, он послужит ей - своим умом, своими открытиями... Простите...

- Да, да... - смущенно, униженно пробормотал Борис Андреевич. Конечно, я понимаю... Гений... Да, разумеется, вы совершенно правы... И не вздумайте больше извиняться! - последние слова он сказал почти гневно, раскрасневшись весь, и пошел к дому.

Борис Андреевич едва дождался ночи. Притворства не было в его натуре, а нынче приходилось изображать веселье и беспечность, хотя страшное известие придавило душу, придавило, словно громадный валун, из-под которого, казалось, никогда больше не выберешься.

Наконец, отпили вечерний чай, Машенька спела что-то под аккомпанемент Анны Васильевны, и Борис Андреевич, сославшись на необходимость поработать, удалился в свой кабинет. Запершись на ключ, он тяжело рухнул на диван, схватился за виски - ему мнилось, голова вот-вот расколется, но тут же вскочил, заметался по просторному кабинету... Увидь его в этот момент даже кто-нибудь из близких, ни за что не признал бы: так боль, ужас и сомнения исказили обычно спокойное, доброе, чуть отрешенное лицо Бориса Андреевича.

В конце концов он заставил себя сесть и собраться с мыслями. Однако же мысли никак не хотели собираться и, обретя привычную стройность, сложиться в строгую логическую систему. Борис Андреевич чувствовал, что надо сейчас же найти что-то: ну, хотя бы слово какое-либо или же фразу, зацепиться за нее, и тогда легче будет, тогда и мыслить станет возможно. И он нашел. Странно, что это было не самое пугающее из услышанного, а напротив - самое простое: имя гостя. Илья Ильич Обломов. Это имя стесняло Бориса Андреевича как слишком тесный пиджак. Стесняло не звучанием своим, но несоответствием характеров. Оно вызывало ощущение ложности ситуации, ощущение ловушки, в которую его пытаются заманить. Действительно, сколько не ссылайся на историю человечества, сколько не вспоминай захватнические войны, а поверить в то, что столь высоко, столь необычайно высоко развитый разум может посягнуть на существование другого, пусть и менее развитого, было невозможно. Слишком чудовищным это представлялось, а потому и невероятным. Значит, не для спасения Земли нужен был Борис Андреевич. Но для чего тогда? Чтобы ускорить ее погибель?