Испытание огнем - [2]
К досаде всего экипажа, сторожевик вдруг “забастовал”. Не пройдя и половины пути по фьорду, он неожиданно свернул с фарватера.
— Становится на якорь, — злым голосом доложил Лебёдин.
“Акула” всплыла под перископ. Она шла по извилистому проходу, грани которого терялись где-то г. чернильной темноте, и Старостин чувствовал себя так, будто идет по краю пропасти с завязанными глазами. Сколько раз в эти минуты он с теплотой думал о штурмане, чьи расчеты были безупречны, и о мастерстве экипажа, мгновенно исполнявшего команды.
Начинался поздний полярный рассвет; проступили очертания голых скал, припорошенных снегом. В распадках между сопок ватными слежавшимися комками залегал туман. Ближе к воде он редел, истончался, превращаясь в серую унылую кисею. Слева мигнули два спаренных огонька, ненадолго блеснули и исчезли. “Автомашина”, — решил Старостин. Он стал еще осторожнее. Перископ поднимал все реже и реже и не более чем на две-три секунды. Командир лодки боялся зорких глаз береговых наблюдателей.
Около полудня “Акула” сделала последний поворот перед вражеским портом. Из носового отсека доложили о готовности торпедных аппаратов. Старостин подошел к карте. Здесь его и настиг выкрик Лебёдина:
— Шумы прямо по носу! Много шумов!
Старостин взглянул в окуляр, хрипло выдохнул:
— Пришли. Это Лиинахамари…
Впереди по отрогам сопок были разбросаны низкие постройки из кирпича. Над черепичными крышами виднелись ажурные переплеты портальных кранов и корабельные мачты. Вдоль берега протянулись линейки причалов, густо облепленные вражескими военными кораблями, рыбачьими сейнерами, катерами.
Старостин сразу нашел цель для своих торпед. Это были два громадных транспорта. Они стояли у отдельного причала; над их палубами непрерывно двигались стрелы кранов. Из труб, тая в сером небе, поднимались струйки пара.
Расстояние до облюбованных транспортов было еще велико, около восемнадцати кабельтовых. “Бить в берлоге — так уж наверняка”, — вспомнились слова друга, Алеши Видяева, и па миг Старостин увидел лукавую улыбку, сощуренные Алешины глаза. “Не спеши! Не спеши!” — одернул он себя, с трудом подавляя желание крикнуть “Пли!”.
Когда через две минуты он снова поднял перископ, ему показалось, что лодка вот-вот выскочит на берег. По причалам и палубам судов сновали люди, вереница огромных грузовиков-фургонов тянулась цепочкой из порта. Посредине бухты, нещадно дымя, тащился замызганный портовый буксир со скошенной назад трубой и приплюснутой надстроечкой на мостике; он напоминал забулдыгу парня в сбитой на затылок шапке.
Старостин подождал, пока буксир уберется с дороги, и, смиряя голос, бросил:
— Пли!…
Затем чуть развернул лодку и, едва ее нос оказался против мостика второго транспорта, повторил команду.
Два сильных рывка потрясли лодку. Громовый грохот прокатился по отсекам. Старостин приказал поворачивать к выходу из гавани.
Щукин не сводил глаз с секундомера и, сам того не замечая, нетерпеливо притопывал ногой, подгоняя ленивые скачки стрелки.
Поворот заканчивался, когда громыхнули два взрыва. Почти сразу послышался торопливый догоняющий перестук корабельных машин. Лебедин доложил: лодку преследуют шесть катеров.
— Сейчас будут бомбить, — нервно передернул плечами Щукин.
Но катера не бомбили. Они беспрерывно кружили вокруг “Акулы”. Заходили то справа, то слева, появлялись впереди и за кормой лодки. Ожидание неотвратимого ложилось на плечи людей непомерным грузом, во сто крат тяжелее, чем грохот бомб. Казалось, с поверхности за ними следят холодные глаза врага, выжидающего момент, чтобы смертельно ранить.
Старостин, прислушиваясь к докладам штурмана и гидроакустика, поспешно уводил “Акулу” из растревоженного змеиного гнезда. Расстояние до выхода из фьорда, за которым расстилалась спасительная водная даль, быстро сокращалось. Щукин объявил, что идти по фьорду осталось пятнадцать минут.
— А там и до нашей хаты рукой подать, — пошутил механик.
— А как же, — засмеялся боцман, — сразу за углом, третья с краю.
Старостин улыбнулся краешком губ, хотел сказать обычное: “Не кажи гоп…” И тут лодка вдруг вздрогнула, точно наткнулась на преграду. Нос “Акулы” стал стремительно проваливаться вниз. От удара выскочили предохранители на электрощите, и отсеки погрузились в темноту.
Падая, Старостин ударился грудью о выступ прибора. На миг оглушила боль, в глазах взорвались красно-зеленые искры. Кто-то в глубине отсека вскрикнул дурным голосом. Вскочив на ноги, Старостин едва удержался на быстро кренящейся палубе. Нарастал дифферент. Каждую секунду корма лодки могла оказаться на поверхности и выдать “Акулу” фашистским наблюдателям!
Ощущение смертельной опасности подстегивало мозг. “Врезались в подводную скалу? Нет! Удар был бы жестче, сильнее… Сеть. Противолодочная сеть. Только это!”
— Полный назад! Дать воздушный пузырь в нос! — выкрикнул командир.
Его голос прозвучал почти слитно со свистом воздуха, выталкивающего воду из носовой цистерны, и натужным воем электромотора. Подводники “Акулы” давно уже научились понимать своего командира с полуслова.
Но лодка не стронулась с места, только дифферент перешел с носа на корму. “Разорвать сеть”, — подсказал себе Старостин.
