Испытание невиновностью - [10]

– Но держалась ты отменно. Бывало, как смеришь всех своим ледяным взглядом... Осаживала так, что им совестно становилось. Удивительно, как ты умеешь скрывать свои чувства.

– Мне было ужасно противно. Просто отвратительно. Но когда он умер, все кончилось. А теперь – теперь, я думаю, снова начнут ворошить прошлое. Так утомительно!

– Да, – задумчиво проговорил Филип Даррант. Он передернулся, по лицу едва заметно прошла гримаса боли. Мэри тотчас бросилась к нему:

– Что, снова спазмы? Подожди! Дай я поправлю подушку. Ну вот. Так удобнее?

– Тебе бы быть сиделкой.

– Ну уж нет! Не хочу ни за кем ухаживать. Только за тобой, – просто сказала она.

Какие глубокие чувства угадывались за этими скупыми словами!

Зазвонил телефон, Мэри подошла, сняла трубку.

– Алло... Да... слушаю... А, это ты... Это Микки, – сказала она Филипу. Да... да, мы знаем. Папа звонил... Да, конечно... Да... Да... Раз юристы не сомневаются, говорит Филип, значит, так оно и есть... Но, Микки, честное слово, я не понимаю, отчего ты так нервничаешь... Не думай, не настолько уж я тупа... Микки, послушай, по-моему... Алло!.. Алло?.. Дал отбой... – Она в сердцах положила трубку. – Правда, Филип, я не могу понять Микки.

– Что он говорит?

– Ну, он очень взвинчен. Говорит, что я тупая, не представляю последствий. Говорит, теперь такое начнется... Но почему? Мне не понятно.

– Кажется, он струсил, – задумчиво проговорил Филип.

– Почему?

– Видишь ли, он прав. Последствия не заставят себя ждать.

Мэри немного встревожилась.

– В том смысле, что снова заговорят об этом деле? Конечно, я рада, что с Жако сняли обвинения, но ужасно, если опять начнутся пересуды.

– Не просто пересуды, а нечто посерьезнее. Мэри вопросительно на него посмотрела.

– Полиция тоже вмешается.

– Полиция?! – удивилась Мэри. – С какой стати?

– А ты подумай, душечка. Мэри подплыла к нему, села рядом.

– У них на руках снова оказывается нераскрытое преступление, понимаешь? сказал Филип.

– Да не будут они суетиться – столько времени прошло!

– Боюсь, дорогая, ты выдаешь желаемое за действительное.

– Неужели они захотят ворошить прошлое? Они же показали себя полными идиотами, арестовав Жако.

– Они-то, может, и не хотят, но придется. Это их долг.

– Ох, Филип, надеюсь, ты ошибаешься. Поговорят-поговорят и угомонятся.

– И мы снова заживем спокойно, – насмешливо закончил Филип.

– А почему бы нет? Он покачал головой:

– Не так все просто... Твой отец прав. Нам надо собраться и поговорить. И вызвать Маршалла. Тут он тоже прав.

– Ты хочешь... ехать в «Солнечный мыс»?

– Да.

– Но это немыслимо.

– Почему?

– Потому что неосуществимо. Ты не можешь передвигаться и...

– Могу, – раздраженно возразил Филип. – Чувствую себя вполне бодрым, никакой слабости. Только ноги вот подвели. Я мог бы добраться до Тимбукту[8], мне бы подходящий транспорт.

– Нет, уверена, поездка в «Солнечный мыс» пойдет тебе во вред. Ворошить это ужасное дело...

– А мне-то что.

– И я себе не представляю, как можно оставить дом. Только и слышишь о кражах да грабежах, особенно по ночам.

– Попросим кого-нибудь присмотреть, пока нас не будет.

– Легко сказать! А кого просить-то?!

– Да хоть эту старушку, миссис... ну как ее там... которая каждый день сюда приходит. Хватит придумывать всякие отговорки, Полли. Просто ты сама не хочешь ехать, вот и все.

– Нет, я хочу.

– Поедем ненадолго, – примирительно сказал Филип. – Но ехать, по-моему, надо обязательно. В такой момент семья должна действовать сплоченно. Нужно договориться, как себя вести.

* * *

Колгари приехал в Драймут, остановился в гостинице, рано пообедал здесь же в ресторане и поднялся к себе в номер. Он никак не мог прийти в себя после визита в «Солнечный мыс». Он, конечно, понимал, что испытание ему предстоит тяжкое, и собрал всю свою силу воли, чтобы выдержать его достойно. Как он и предвидел, Аргайлам пришлось пережить мучительные минуты, они были потрясены. Но разве такой реакции он от них ожидал! Он бросился на кровать, закурил сигарету, снова и снова мысленно возвращаясь в «Солнечный мыс».

Перед ним, как живое, стояло лицо Эстер, каким он его запомнил, когда она его провожала. С каким презрением она отвергла его попытку заговорить о справедливости! Как она сказала? «Не столь важно, виновен ли он. Важно, что мы все невиновны». И еще: «Что вы с нами сделали? Неужели не понимаете?» Что же он такого сделал? Непостижимо.

А остальные? Эта женщина, которую они называют Кирсти... Почему Кирсти? Ведь это шотландское имя. А она не шотландка, а датчанка или, может быть, норвежка... Почему она так враждебно с ним разговаривала, будто он в чем-то виноват?

Лео Аргайл тоже какой-то странный – замкнутый, отрешенный. Естественная реакция, казалось бы: «Слава Богу, сын невиновен!» Так ничего подобного!

И эта девушка, секретарь Лео. Держалась дружелюбно, старалась помочь. Но тоже вела себя после его сообщения как-то странно. Артуру вспомнилось, как она опустилась на колени у кресла Лео Аргайла. Будто... будто испытывала жалость к нему, хотела утешить. А в чем, собственно, утешить? В том, что его сын не убийца? И, конечно... конечно, ощущение такое, что она для него не просто секретарь, пусть даже с многолетним стажем... Что все это значит? Почему они...