Испытание Эриксоном. Личность мастера и его работа - [64]

У меня были сестры, старшая и младшая, которые сделали мое детство невыносимым. Они, бывало, брали что-нибудь из моих вещей и заставляли говорить: «Пожалуйста, ну, пожалуйста, ну, ну, пожалуйста». Они заставляли меня говорить: «Ну, ну, ну, ну, ну — пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». Я вырос, ненавидя это слово. И мои дети удивлялись: «Почему бы папе не сказать „пожалуйста“?» Я обычно замечаю, когда мне следует это сделать, но практически никогда не говорю «пожалуйста». Как бы то ни было, я вежлив, просто настроен против этого чертова слова. Но тон моего голоса вежлив, и это не слишком обижает людей.

Тон голоса этого бывшего заключенного весьма груб, поскольку другого он до сих пор не знал. Он пришел ко мне за советом. (Этот случай описан с некоторыми уточнениями в Zeig, 1980a.) Я дал ему хороший совет. В ответ он сказал: «Знаете, засуньте себе все это…» Так с людьми не разговаривают. Возвращаясь домой и пройдя 12 миль по 109-градусной жаре, он вернулся и спросил: «Что это вы мне такое сказали?» (Смеется.) Я повторил еще раз: «Вот помощь, которую я тебе предоставлю: на моем заднем дворе лежит матрас и одеяло. Там нависает край крыши, который защитит от любого дождя. Ты можешь подходить к задней двери; мы дадим тебе холодных бобов, которыми ты будешь питаться. На заднем дворе есть водопроводный кран, из которого ты можешь пить воду. Можешь остаться и обдумать, по плечу ли тебе пересилить себя и не стать алкоголиком. Если хочешь, чтобы я забрал у тебя ботинки, чтобы ты не сбежал, тебе придется попросить меня об этом».

Он провел пять дней и пять ночей на заднем дворе. Потом он вышел и подыскал себе работу. Он вступил в Общество Анонимных Алкоголиков и ходит туда дважды в неделю. Он взял туда свою девушку. Они собираются пожениться в День Св. Валентина.

Обсуждая с женой, почему я так редко говорю слово «пожалуйста», мы начали говорить о нашем сыне Роберте. Вам ведь приходилось с ним встречаться, не так ли?

Зейг. Мы с Рокси были в его доме, но не застали его. Эриксон. Иногда Роберт проявляет бесцеремонность по отношению к своей семье. Почему? Он был самый благовоспитанный из всех восьми детей. Нежный, мягкий. Кроме того, он был замкнутым мальчиком. Роберт попал под грузовик, когда ему было семь. Я нашел его в Больнице Доброго Самаритянина. Я спросил: «Какие повреждения?» Доктора из реанимационного отделения сказали: «Два бедра сломаны, трещины в тазе, ушибы тела, треснутый череп, а также контузия. Мы еще не исследовали внутренние повреждения». Я спросил: «Какой прогноз?» Они сказали: «Ну, если он проживет еще 48 часов, у него будет шанс выжить».

Я вернулся домой, собрал всю семью и сказал: «Все мы знаем Роберта. Когда он что-то делает, он делает это хорошо. Все мы можем зависеть от того, насколько хорошо он это делает. С ним только что произошел несчастный случай. Оба бедра сломаны, таз треснул, он перенес контузию, внутренних повреждений нет. Если Роберт выдержит еще 48 часов, у него будет шанс жить. Мы поможем ему. Поэтому воистину невежливо плакать. Вы ничем не можете помочь. Идите и возвращайтесь к вашей обыденной работе. Невежливо не спать: мы будем выполнять свою работу, а Роберт— свою. Спокойно ложитесь спать».

Мы легли спать, как если бы ничего не произошло. Это было действительно жуткое время для Роберта. Ему пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы выжить. Когда он вернулся из больницы, то был страшно возбужден. Он находился в гипсе, и его ожидало устройство для растягивания. Санитар, устанавливающий это устройство, чуть не уронил его, когда Роберт сказал: «Я так счастлив, что у меня такие родители. Все другие дети видели, как их родители приходят к ним каждый день, и это заставляло их плакать. Потом они приходили вечером и опять вызывали у них слезы. По воскресеньям было совсем ужасно: дети ревели весь день напролет. А вы ни разу меня не навестили». Я сказал: «Мы хотели, чтобы ты поправился. На самом деле мы действительно звонили в больницу и ходили в комнату для медсестер, смотрели оттуда сквозь стекло на тебя, но ты не мог нас видеть. И просили медсестер передавать тебе подарки».

Во времена моей интернатуры, когда наступали приемные дни, я измерял пульс, кровяное давление и частоту дыхания пациентов до, во время и после посещений. Посетители могут неумышленно нарушить процесс выздоровления своих больных родственников.

Зейг. Значит, это самая важная…

Эриксон (перебивая). Самая важная вещь на свете. Когда мы с Бетти были в Чикаго, Кристи оставалась с друзьями. Она каталась на ослике. Ей было десять лет. Ослик подошел к апельсиновому дереву и сбросил ее наземь. Бетти сломала локоть. Друзья потащили ее к семейному доктору, который облился кровавым потом, потому что перед ним была дочь врача. Оказалось, что треснул сустав. Это была плохая трещина. Доктор проделал огромную работу по правильному фиксированию сустава и наложению гипса. Но доктор допустил большую ошибку. Он похлопал Кристи по плечу и сказал: «Не волнуйся, девочка, все будет хорошо». Она воскликнула: «Конечно, будет! Это хороший локоть!»

Ну, так вот. Роберт был действительно подвергнут испытанию. Ему приходилось прилагать огромные усилия, и теперь это иногда проявляется в его отношениях с семьей. Его жена, Кэти, сейчас беременна, и он — самый озабоченный человек на свете. Он сходит с колеи от волнения.