Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия - [17]

Вот тут бабёнке не подфартило. Николай, даром что лох, тут рога в землю. Дом он строил почти что с нуля, прирос к нему, да и намерен был внуку отдать, сильно мальчонку жалел да и баловал. А тут надо дом свой отдать пусть желанной, но все-таки тёте. Жениться? Что ж не жениться, пускай. А вот дом отдавать? Нетушки! Нет!

Бабёнка крутилась годика два, а Николай ни в какую – дом не отдам! Жена терпела, молчала: в маленьком городишке скрыть мало что скроешь, но ради внучонка, да и самого же непутевого Николая терпела, и не раз говорила непутёвому муженьку – разводу не дам.

Достали «подружку» супруги, ох, как достали. Решилась на крайнее, на шантаж, ан и тут Колюня никак.

Вот тогда бабенка скумекала и смудрила: сдала Николая ментам. Пусть сядет надолго и за оружие, и за изнасилование её драгоценного тела, и за избиение. За всё настрадается, голубчик, за все её муки с ним, нелюбимым, получит по полной.

Николай долго не верил, что сдала его баба. Веришь, не веришь, а раз уж сидишь, так кто-то же сдал? Друзья? Нет уж, друзья у него мировые. И жене помогали, и мне, его адвокату. Верные, надёжные парни друга в беде не бросали, ругали, конечно, за бабенку его, да так, нехотя. Мужик мужика видит издалека.

Я пропущу следствие долгое. Девять месяцев Николай в СИЗО проторчал, диету тюремную соблюдая, режима не нарушая. Вытерпел маски-шоу и другие наезды ментов, утешаясь, что терпенье и труд всё перетрут.

Терпела и я: поездки в СИЗО, наезд прокурора. Осмелился мне заявить, что, дескать, не забывайте, что вы – адвокатишка, а я – прокурор!

Ну, тут я и брякни: посмотрим через годок. Как в воду глядела: через год прокурор просился к нам в адвокаты, потому как сняли его с лестницы власти, брякнули мордой об пол.

Ещё мент был противный, начальственный, с вечно красною рожей от того, что мало ел да сильно мало пил. Не постеснявшись судейского помещения, угрожал мне в открытую близкой расправой. Гадик такой, вздумал детям моим угрожать! При таких обстоятельствах да от защиты уйти? Тут и я рога в землю: нетушки, дудки!

В суде принят бой: я, Николай с одной стороны ринга суда. Прокурор да менты с другой стороны в сиянии власти.

Судья, как того следует, ровно посередине.

Вот что хочу я сказать, повезло Николаю на судью: умная баба-судья дело вела справедливо, по-честному так, что битком набившийся зал только что вслух ей не хлопал.

Свое ноу-хау, то есть, как я построила защиту, чтоб Николай пошёл на свободу, я говорить вам не буду. Поверьте, это достаточно скучно и интересно только профессионалам, но про глупости следствия молчать не намерена.

Зал разделился на две половинки: большая часть болела за Николая. В основном, мужики. Меньшая, злобная, бабья часть зала, болела душой за потерпевшую, мадам «подругу».

Мадам подруге нужно было сменить профессию с продавщицы захудалого магазинчика на громкую славу актрисы. Так вдохновенно, с искренней слезой на глазах, она объясняла суду, как бил её в машине Николай, как, скромно потупив глазки, коряво-наученно изъяснялась про якобы совершенное над нею насилие. И даже как в квартире у общих знакомых Николай грозил ей пистолетом.

Я давно обратила внимание: в суде почему-то люди становятся как будто стеклянными. Видно, кто врёт, а кто правду лопочет. И становится видно, ху из ху кто из людей. Лживость и жадность, правда и глупость: рентген суда высветит всех.

И тут было явно: врёт баба все, врёт, не краснея. Дом двухэтажный светится в глазах, так его хочется бабе. Подружки ей помогали, но как-то уж нехотя. Им дом двухэтажный достаться явно не мог.

Зато Николая друзья, мужская часть зала сражалась достойно. Привели свидетелей из числа явных интеллигентов, которым врать, так лучше повеситься.

Те суду заявили, что не видели пистолета в Николая руках, что пришли Николай со своею подругой тихо и мирно на огонёк их семейного очага. Так же тихо и мирно ушли. Без пистолета.

Перетягивание каната длилось долго. До тех пор, пока не явился главный свидетель – проспавшийся дед. Тот на потеху публике ваньку валял, пока не признался, что весь арсенал нашёл на рыбалке, притащил во времянку (помните знаменитое, возьму и веревочку, в хозяйстве все пригодится), положил под кровать. Понятное дело, привычно напился. Про находку забыл.

Очухался, снова запил, уже с горя, раз сына в тюрягу бросили. Вот так месяца три из запоя и не выходил. А когда отошёл, прибежал к прокурору: дескать, ружьишко верните. Да и патрончиков много у вас ведь осталось.

К тому уже времени, когда время приспело вести заседания суда, патроны «рассыпались по дороге» по официальной версии следаков, да одно из ружей «на память» себе прихватил один из милицейских чинов.

А я, как защита, стою на своём: вещдоки на стол! По закону, по УПК (уголовно-процессуальный кодекс) положено вещественные доказательства хранить в особой камере, и по первому же требованию суда предъявить их в целости и сохранности.

А их нет! То есть тех самых, вещественных. Патрончики расстрелялись при забавах ментов на охоте, рыбалке или где там ещё. Ружьишко мент перепродал, обогатился на дармовом приобретении.