Исповедь якудзы - [10]

Но не будем торопиться — сперва следует упомянуть кое-какие подробности, связанные с этой девушкой…

По соседству с конторой моего дядюшки жил некий плотник по имени Кюдзо, азартный человек, он тоже любил играть в кости на дядином угольном дворе. Плотник был женат на невысокой смуглой женщине с косым глазом, которая вечно нервничала и суетилась. Наверное, если бы она дала себе передышку, то смогла бы обнаружить дурную склонность супруга к игре, но речь не о том.

Так или иначе, у Кюдзо было шестеро детей, и все его семейство сильно бедствовало. Детишки постоянно ходили голодные — стоило Кюдзо присесть отдохнуть за чашечкой саке, как его многочисленные отпрыски выстраивались вокруг и неотрывно глазели на отца голодными глазенками. Они провожали взглядом каждую рюмку, которую папаша опрокидывал в рот, прикусывали щеки и жадно сглатывали. Если к выпивке имелась закуска — к примеру немного маринованной редьки, — рты у бедолаг сами собой открывались, как только отец начинал жевать, и по подбородкам тонкими ниточками бежала слюна.

Иногда плотник спрашивал ребятню:

— Хотите попробовать? — И они все разом кивали, так, будто были не живыми детьми, а куклами из театра марионеток. Тогда Кюдзо отделял кусочек маринованной редьки и вручал его старшему сыну — мальчугану лет десяти. Мальчик откусывал ровно половину и передавал следующему по старшинству. Тот тоже откусывал половинку от того, что осталось, и передавал младшему, а тот — следующему и так далее. Когда подачка доходила до пятого по счету, от нее оставался кусочек не больше ноготка на мизинце, делить дальше было уже нечего, и обиженные младшие дети начинали реветь.

— А ну-ка прекратите! — орал на них плотник, только ребятишки не унимались. Ему приходилось выделить им еще кусочек — на этот раз он начинал с младшего. А уж тот — по малолетству, умудрялся проглотить весь кусок целиком. Тут-то и начиналась настоящая кутерьма. Бедолага Кюдзо — он даже выпить спокойно не мог! Поэтому, если у него выдавался свободный от работы денек, спешил забыться от семейных неурядиц и шел играть кости на наш угольный двор.

Каждый день — кроме особенно дождливых — жена Кюдзо старательно стирала белье, но это была не обычная домашняя постирушка — женщина стирала нижнее белье окрестных проституток и хлопчатые кимоно, которые девицы выдавали своим клиентам. За день квартал “красных фонарей” накапливал впечатляющее количество грязного белья и давал работу всем женщинам в округе.

В этом квартале была одна дама — по прозвищу Хозяйка, которая следила за всей стиркой, как настоящий управляющий. Она собирала грязное белье в борделях, сваливала в специальную тележку, везла ее по улицам и распределяла работу среди прачек. Прачки должны были вернуть Хозяйке свежевыстиранное белье до того, как зажгут первые вечерние огни, а в награду за труды женщины получали по несколько мелких монеток. Вот чем занималась жена Кюдзо. Целыми днями она суетилась во дворе около корыта и не выпускала из рук стиральной доски. Иногда стирать бельишко ей помогала девушка по имени Оёнэ — очень славная и симпатичная, лет двадцати.

Обычно женщины заканчивали стирку и развешивали белье для просушки в углу угольного двора, который принадлежал моему почтенному дядюшке. Они всегда говорили со мной очень вежливо, слегка заискивающе, как будто хотели отблагодарить за то, что я позволяю им пользоваться дядиной частной собственностью. Мне очень нравилась такая манера общения, и скоро у нас с Оёнэ завязались приятельские отношения.

Оёнэ приходилась дочерью хозяину баржи, но жила отдельно от семьи. Они вместе со старшей сестрой снимали комнатку в доме рядом с угольным двором. А их родители так и продолжали жить на барже — теснились в единственной каюте вместе с семерыми детьми. Места на всех не хватало, старшим девочкам пришлось подыскать себе отдельное жилье — они арендовали комнату рядом с магазинчиком, торгующим минеральными удобрениями.

Однажды в доме по соседству случился пожар, ветер мгновенно разнес языки пламени по округе, и здание, где снимали комнату Оёнэ с сестрой, тоже охватило пламя. Огонь вспыхнул около полуночи, я проснулся от криков “Пожар! Пожар!” и бросился на улицу — посмотреть, что стряслось.

Огонь уже охватил почти все сооружение, а на крыше металась Оёнэ — не знаю почему, она не выбежала из дома сразу и теперь оказалась в огненной западне — причитала, плакала и кричала во все горло. Языки огня взбирались вверх, смыкались и подбирались к девушке все ближе и ближе. Все уже были уверены, что бедняжка сгорит заживо быстрее, чем успеет придумать, как спастись.

Ее старшая сестра, которая, по счастью, успела вовремя выбежать из горящего дома, рвала на себе волосы от отчаяния и кричала:

— Прыгай! Оёнэ, прыгай быстрее!

Но Оёнэ была слишком напугана — она вообще замерла на месте, парализованная ужасом! Есть отчего испугаться — кругом только дым и пламя, а среди отсветов огня люди в панике перебегают с места на место и кричат как безумные. Я тоже не знал, что предпринять, и готов был прийти в отчаяние, когда заметил, что рядом — на мощеном тротуаре — валяется огромный старомодный зонт. И тогда меня посетила спасительная идея — я поднял зонт и закричал, как можно громче: