Исповедь сына века - [23]

Так, в ту самую минуту, когда я желал только одного — смыть с себя свою вину, быть может, даже покарать себя за нее, в тот самый миг, когда мною овладело глубокое отвращение, я узнал, что мне предстоит опасное испытание, — и я не выдержал его.

Деженэ сиял. Прежде всего, растянувшись на диване, он начал подтрунивать над моим лицом, которое, по его словам, выдавало бессонную ночь. Я был мало расположен выслушивать его шутки и сухо попросил избавить меня от них.

Но он не обратил на это внимания и в том же тоне заговорил о том, что его ко мне привело. Он пришел сообщить мне, что у моей Любовницы оказалось не два, а три любовника одновременно, иначе говоря — она обошлась с моим соперником так же дурно, как со мной; бедняга, узнав об этом, поднял страшный шум, и теперь эта история сделалась достоянием всего Парижа. Вначале я слушал невнимательно и плохо понял то, что рассказывал Деженэ, но, заставив его раза три повторить мне все со всеми подробностями и вникнув в эту ужасную историю, я был до того расстроен и поражен, что не мог вымолвить ни слова. Мне захотелось рассмеяться, так как теперь я убедился, что любил презреннейшую из женщин. И все же я когда-то любил ее, или, вернее сказать, продолжал любить до сих пор. «Возможно ли это?» — вот все, что я мог произнести.

Друзья Деженэ подтвердили все, что он мне сказал. Моя бывшая любовница была застигнута врасплох в своем собственном доме. Сцена, которая произошла между ней и ее двумя любовниками, стала известна всем и каждому. Она опозорена и непременно должна уехать из Парижа, если хочет избежать крупного скандала.

Мне было ясно, что львиная доля всех этих насмешек падала на мою дуэль, причиной которой была та же самая женщина, на мою непобедимую страсть к ней, словом, на все мое поведение в этом деле. Выслушивая замечания по поводу того, что она заслуживает самых позорных прозвищ, что в конце концов это презренная женщина, быть может совершившая поступки и похуже тех, которые стали известны, я с горечью ощущал, что и я был таким же обманутым глупцом, как многие другие.

Все это не нравилось мне. Молодые люди поняли это и стали сдержаннее, но у Деженэ были свои планы. Он задался целью излечить меня от моей любви и боролся с ней беспощадно, как с болезнью. Многолетняя дружба, основанная на взаимных услугах, давала ему известные права, и так как он действовал, как ему казалось, из самых благих побуждений, то он, не колеблясь, отстаивал эти права.

Поэтому он не только не щадил меня, но, заметив мое смятение и стыд, начал делать все, чтобы как можно более усилить эти чувства. Вскоре мое раздражение сделалось слишком явным, чтобы он мог продолжать, — тогда он остановился и избрал политику молчания, которая сердила меня еще больше.

Настала моя очередь задавать вопросы. Я ходил взад и вперед по комнате. Мне невыносимо было слушать рассказ об этом происшествии, и все-таки я хотел услышать его еще раз. Я силился улыбаться, силился принять спокойный вид, но все было напрасно. Деженэ, выказавший себя вначале отвратительнейшим болтуном, внезапно онемел. Он хладнокровно смотрел, как я шагаю по комнате и беснуюсь, словно лисица в клетке зверинца.

Не могу выразить, что я испытывал. Женщина, которая так долго была кумиром моего сердца, потеря которой причинила мне такие жестокие страдания, единственная, кого я любил и кого хотел оплакивать до самой смерти, сделалась вдруг бесстыдной и наглой тварью, стала предметом непристойных шуток молодых людей, предметом всеобщего порицания и глумления! Мне казалось, что я ощущаю на своем плече прикосновение раскаленного железа, что я отмечен неизгладимым клеймом позора.

Чем больше я размышлял, тем больше сгущался мрак вокруг меня. Время от времени я оборачивался и видел холодную усмешку или наблюдавший за мной любопытный взгляд. Деженэ не уходил. Он отдавал себе отчет в том, что делал: мы были старыми друзьями, и он хорошо знал, что я способен на любое безумство и что мой пылкий нрав может заставить меня перейти границы на любом пути, кроме одного. Вот почему он старался унизить мои страдания и проложить путь к моему сердцу, воздействуя на рассудок.

Наконец, увидев, что я дошел до того состояния, в какое он хотел меня привести, он решил, что настала минута нанести мне последний удар.

— Так вам не нравится эта история? — спросил он у меня. — Что ж! Я могу рассказать вам другую, более интересную, причем она является завершением первой. Дело в том, милый мой Октав, что сцена у госпожи *** происходила в прекрасную лунную ночь. Так вот говорят, что, пока оба любовника ссорились в доме своей дамы и собирались перерезать друг другу горло, на улице перед окнами спокойно разгуливал силуэт, который был очень похож на вас и в котором узнали вашу особу.

— Кто это выдумал? — спросил я. — Кто видел меня на улице?

— Да ваша любовница собственной персоной. Она рассказывает об этом всем и каждому так же весело, как мы только что рассказали вам ее историю. Она уверяет, что вы еще любите ее, что вы дежурите у ее дверей, что вы… словом, все-что угодно… Хватит с вас и того, что она публично болтает об этом.