Исповедь старого солдата - [28]

Шрифт
Интервал

Этот случай натолкнул меня на мысль обратить особое внимание на авторитет партийных руководителей, секретарей. При защите диссертации я с кафедры заметил, как на парткомах, перед партийными секретарями часто у директоров дрожат колени, и они идут на поводу секретарей, что иногда противоречит интересам коллектива. Как часто можно слышать голос партии — делай, или выложи партбилет на стол. Авторитет партийного секретаря не подлежит критике… Меня прерывает громкий четкий голос:

— Это где я присутствую? Как вы смеете обливать грязью нашу партию?

Вижу — стоит в аудитории мужчина, худощавый, высокого роста, с седой копной волос на голове, размахивает руками и, указывая на меня пальцем, почти кричит:

— Нашу коммунистическую партию позорить, отрицать авторитет партии?! Куда органы госбезопасности смотрят? Как вы могли допустить до защиты этого выродка? Это позор для института, в милицию его!

В первый момент я ничего не понимал, блокировалась способность воспринимать происходящее… Смотрю в сторону комиссии, кругом и понимаю — банкета не будет. Пора гасить свечи…

В органы госбезопасности меня не приглашали, из партии не выгоняли и строгача не давали, поскольку беспартийный.

Позднее узнал: кому-то из института пришлось давать объяснения, но только по партийной линии, а мою карьеру прервал, защищая авторитет коммунистической партии, какой-то старый большевик, притом, член-корреспондент академии наук; какой, уже не помню…

Эти события, естественно, не прошли для меня бесследно, судьба снова привела меня в госпиталь, связала с ним на долгие годы, сейчас можно сказать, что и навсегда…

Глава 2

СТРОИМ ГОСПИТАЛЬ В ЕКАТЕРИНБУРГЕ

Судьба в очередной раз подарила мне возможность почувствовать себя человеком, избавившимся от мучений и тревоги за свое здоровье, за свою жизнь. Боли иногда посещали меня, напоминая о прошлом, и все же я принимал с благодарностью подарок судьбы — жизнь! Я уже начинал верить в будущее, и судьба меня занесла в Воронеж, где я стал работать на машиностроительном заводе главным экономистом. Но в декабре 1969 года отказывают глаза. Слепоты не было, но смотреть было сложно: резь в глазах невыносимая, головные боли. Через полгода я уже инвалид Великой Отечественной войны. От этого не легче: на руках двое детей-школьников и жена-филолог.

И вот я снова в госпитале инвалидов войны в Свердловске. Возвращаюсь в госпиталь, как в родной дом, но не тут-то было. Тут же нарываюсь на жесткий вопрос нового начальника госпиталя:

— А кто Вас приглашал?

Вот она, жизнь! Врач спрашивает меня, инвалида войны, в помещении госпиталя не о здоровье и самочувствии… Пережил я это, хотя и не просто было. Но снова обрел свой дом, уже с новым начальником — Семеном Спектором!

А пока вернемся на некоторое время назад.

Свердловский госпиталь ветеранов войны размещался в здании бывшей школы. Классы просто превратили в палаты на 20 коек. Мне здесь все нравилось, и пациентом, случалось, я бывал не один раз в году.

И вот снова госпиталь. Все так же, только время уже другое, да и мне не 20 лет. Чтобы находиться в таких палатах, нужно иметь крепкие нервы, силу воли, заставить себя быть слепым и глухим, чтобы не видеть днем, как иголки для огромных шприцев затачивают сами пациенты, и не слушать всю ночь, как булькают и дребезжат шприцы в стерилизаторах, стоящих на электроплитках. Порой у меня возникало чувство обиды, унижения, внутреннего возмущения условиями, в которых находились пациенты госпиталя. Но другого, уверенно могу сказать, с 1948 года в городе и области не было.

Именно в то время у меня зародилось убеждение, что госпиталь с пациентами властям не нужен, судьба инвалидов, ветеранов войны власть не волновала. Забота об инвалидах полностью лежала на плечах медперсонала госпиталя.

Все это вместе взятое и послужило для меня толчком в осознании того, что необходимо строить новый госпиталь. Я понимал, что надеяться на власть не стоит, и я стал по-другому бороться за права ветеранов, участников войны. Хотелось, чтобы они получали достойную медицинскую помощь, и это дело растянулось для меня на всю оставшуюся жизнь. В те времена бороться за права человека было непросто, тем более, когда это не поддерживалось властью.

Сейчас сам не могу представить, какую массу писем я разослал по инстанциям областных, республиканских, союзных структур с информацией о том, как сложно инвалидам войны получить медицинскую помощь, как необходимо строительство нового госпиталя. Но все они пересылались в управление здравоохранения Свердловской области, которое по стандарту отказывало, ссылаясь на отсутствие средств. Самой обнадеживающей во всех ответах была информация о том, что в следующей пятилетке будет рассматриваться вопрос о строительстве нового госпиталя.

Многолетняя канитель чиновников натолкнула меня на мысль воспользоваться неординарным приемом. Непредсказуемым путем, через служебный вход и бюро пропусков попадаю в один из кабинетов на Старой площади в Москве, где располагался ЦК КПСС, и в считанные минуты вопрос о строительстве госпиталя решен. И я лечу на крыльях в Свердловск.


Рекомендуем почитать
Дипломат императора Александра I Дмитрий Николаевич Блудов. Союз государственной службы и поэтической музы

Книга посвящена видному государственному деятелю трех царствований: Александра I, Николая I и Александра II — Дмитрию Николаевичу Блудову (1785–1864). В ней рассмотрен наименее известный период его службы — дипломатический, который пришелся на эпоху наполеоновских войн с Россией; показано значение, которое придавал Александр I русскому языку в дипломатических документах, и выполнение Блудовым поручений, данных ему императором. В истории внешних отношений России Блудов оставил свой след. Один из «архивных юношей», представитель «золотой» московской молодежи 1800-х гг., дипломат и арзамасец Блудов, пройдя школу дипломатической службы, пришел к убеждению в необходимости реформирования системы национального образования России как основного средства развития страны.


Ахматова и Раневская. Загадочная дружба

50 лет назад не стало Анны Ахматовой. Но магия ее поэзии и трагедия ее жизни продолжают волновать и завораживать читателей. И одна из главных загадок ее судьбы – странная дружба великой поэтессы с великой актрисой Фаиной Раневской. Что свело вместе двух гениальных женщин с независимым «тяжелым» характером и бурным прошлым, обычно не терпевших соперничества и не стеснявшихся в выражениях? Как чопорная, «холодная» Ахматова, которая всегда трудно сходилась с людьми и мало кого к себе допускала, уживалась с жизнелюбивой скандалисткой и матерщинницей Раневской? Почему петербуржскую «снежную королеву» тянуло к еврейской «бой-бабе» и не тесно ли им было вдвоем на культурном олимпе – ведь сложно было найти двух более непохожих женщин, а их дружбу не зря называли «загадочной»! Кто оказался «третьим лишним» в этом союзе? И стоит ли верить намекам Лидии Чуковской на «чрезмерную теплоту» отношений Ахматовой с Раневской? Не избегая самых «неудобных» и острых вопросов, эта книга поможет вам по-новому взглянуть на жизнь и судьбу величайших женщин XX века.


Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.


В поисках Лин. История о войне и о семье, утраченной и обретенной

В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.


«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.