Исповедь старого солдата - [20]

Шрифт
Интервал

Что чувствовала мама? Она больше молчала и только смотрела на меня.

Наша соседка, тетя Дуня Налетова как-то потом рассказывала:

— Нина Алексеевна спрашивала меня: правда ли, что ты вернулся, уверена ли я? Не кажется ли все ей сном? Просила меня специально на тебя посмотреть, поговорить. Мне рассказывала, что лежит ночью, а ей не спится, все думает — правда ли, что ты вернулся. Говорила, встанет, пойдет, слушает — спит, дышит… Потрогает тихонько рукой — вроде все наяву…

Мама… Мама…

Отца в живых я уже не застал. Мама рассказывала:

— Помнишь, еще при тебе от Павла пришел денежный аттестат. Он был где-то под Москвой и ранен. А после получили извещение, что Павел пропал без вести… Это известие папа принял с большой скорбью. Война, людей нет, и под Новый год папу пригласили проконсультировать по поводу сдачи нового моста. Он уехал, и каким-то образом случилась беда: он провалился под мостом в ледяную воду. Пока дождались паровоза, он был на морозе, когда привезли на станцию, настоял, чтобы доставили домой. Боже мой, кругом беда, кругом несчастья, страдания — кому был нужен человек, тем более под Новый год, когда война… Он простыл, и второго января скончался дома. Я не писала тебе о смерти папы, не хотела волновать. Состояние мое было ужасным, но к весне, как только немного окрепла, побывала на кладбище, но не смогла найти его могилу… В некоторых могилах под еле присыпанной землей просматривались гробы, видела даже трупы без гробов… Это было ужасно.

Мама рассказывала все это без эмоций, внутренне спокойно. И голос ее казался усталым, беспомощным, отрешенным от всего того, о чем она говорила.

После длительной паузы мама так же спокойно продолжала:

— Позднее получила письмо от кого-то, что ты ранен в голову и руки, сам писать не можешь, чтобы я не беспокоилась, как поправишься, тогда напишешь. Это было для меня концом жизни: четверо братьев на фронте без каких-либо известий. Смерть папы, а потом ты…

Мы молчали.

— Не беспокойся за меня, о себе думай… тебе жить предстоит, думай о будущем.

Как мог, я пытался ее успокоить.

Последнее время еще в госпитале меня не покидали радостные надежды, стремление оказаться скорее дома, обрести какое-то счастье, успокоить душу, окунуться в мир нормальной жизни с надеждами на будущее, спокойное время. Тем более что война покатилась на Запад, и конец ее был близок. Откровенно говоря, я уже не рвался на фронт. Где-то возникало сознание того, что я уже сделал свое дело.

Возвращение в отчий дом не оправдало моих надежд. Спокойной жизни не получалось. Головные боли преследовали постоянно до такой степени, что казалось, я не выдержу этого кошмара. Но все равно жизнь требовала своего. Оформляю пенсию по инвалидности в размере 90 рублей, карточки на хлеб — дают 600 граммов и талоны на жиры, сахар и крупу, а буханка хлеба на базаре стоит 250 рублей.

О положении людей, особенно детей того времени передать словами непросто. Мотаются по базарам, вокзалам, выпрашивают подаяние вместе с инвалидами. Проблема, как выжить в военное лихолетье, для многих была главной. Нынешнему поколению это понять, представить и в это поверить трудно.

Мне было не слаще других. Приступы головной боли преследовали постоянно, и бывали моменты, когда хотелось кричать, биться головой о стену. В поликлинике врач, пожилая женщина, осматривая меня, успокаивала по-своему:

— Пусть твои родители благодарят Бога, что живой вернулся, хоть и такой, не огорчай их, терпи. Придет время, все будет хорошо, забудешь о своей головушке, о том, как мучился, а пока терпи, привыкай. Я не могу избавить тебя от боли. Терпи, не срывайся, не психуй, моли Бога, что так отделался, а то и без головы мог остаться. Терпи и послушай мой совет: когда солнышко начинает утром показываться из-за горизонта, выходи на улицу и подставляй ему свою голову, сиди где-нибудь на завалинке под солнышком. Оно доброе, ласковое, приласкает своими лучами твою головушку, поможет.

Перед моим уходом врач вручает рецепт и наказывает:

— Принимай, когда невмоготу… Но только покупай в аптеке. На базаре дешевые не бери. Мошенничают люди, продают все, что надо и не надо, не бери на базаре…

Я старался исполнять советы врача, благо мне это ничего не стоило. Когда начинался рассвет и было безоблачно, мама будила меня, я одевался, выходил из дома и встречал первые солнечные лучи, прогуливаясь по безлюдной улице…

Время подталкивало жизнь вперед. Правая рука обретала прежнюю силу, косточки кисти левой руки срастались, но в руке оставалась слабость, и тяжести поднимать или носить я не мог. Так на всю жизнь левая рука оставалась «нестроевой». Тяжело переносил головные боли, старался больше находиться на свежем воздухе. Появилась новая проблема с глазами: при чтении быстро наступала утомляемость, буквы расползались, строка налезала на строку…

Я много разговаривал с мамой. Как помнится, она специально касалась тем, не связанных с войной. Мы говорили о сложностях жизни, о людском горе. Мама старалась читать Горького, о его скитаниях, рассказывала о своей молодости: учебе в гимназии, любви к творчеству Пушкина, Лермонтова, читала по памяти стихи других классиков русской литературы. Помнится, однажды она пыталась сравнить мою судьбу с судьбой Джека Лондона. Она всеми силами боролась за мое становление, хотя осознавала, что угасала сама. Об этом я догадался позже, уже после ее смерти.


Рекомендуем почитать
Ахматова и Раневская. Загадочная дружба

50 лет назад не стало Анны Ахматовой. Но магия ее поэзии и трагедия ее жизни продолжают волновать и завораживать читателей. И одна из главных загадок ее судьбы – странная дружба великой поэтессы с великой актрисой Фаиной Раневской. Что свело вместе двух гениальных женщин с независимым «тяжелым» характером и бурным прошлым, обычно не терпевших соперничества и не стеснявшихся в выражениях? Как чопорная, «холодная» Ахматова, которая всегда трудно сходилась с людьми и мало кого к себе допускала, уживалась с жизнелюбивой скандалисткой и матерщинницей Раневской? Почему петербуржскую «снежную королеву» тянуло к еврейской «бой-бабе» и не тесно ли им было вдвоем на культурном олимпе – ведь сложно было найти двух более непохожих женщин, а их дружбу не зря называли «загадочной»! Кто оказался «третьим лишним» в этом союзе? И стоит ли верить намекам Лидии Чуковской на «чрезмерную теплоту» отношений Ахматовой с Раневской? Не избегая самых «неудобных» и острых вопросов, эта книга поможет вам по-новому взглянуть на жизнь и судьбу величайших женщин XX века.


Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.


В поисках Лин. История о войне и о семье, утраченной и обретенной

В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.


«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.


Записки старика

Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.