Исповедь солдата - [5]

Следующий этап: берем цинк, стругаем в него хозяйственное мыло и вручную вениками, как миксером, взбиваем до полной пены. Освоить эту науку оказалось не так-то просто, потому что вода холодная, мыло жесткое, да и пена, как снег в тридцатиградусную жару, тает на глазах, а времени на уборку всего 20 минут. Но смысл в другом: он выливает пену и ставит спичечный коробок торцом на пол – пена должна закрывать коробок, и затем её собирают тряпками. Этот процесс выполняется двумя группами: одни готовят пену, а другие смывают её. Занятие неприятное, поначалу даже немного унизительное: лазить на четвереньках под кроватями в то время, как сержант в качестве надзирателя над головой ремнём машет.

После этих злосчастных 20 минут начинается проверка, а мы стоим и молимся. Но боги на полтора года забыли о нас… Разумеется, сержант нашёл грязь, натянул нитку – кровати заправлены с браком. Пока все роты готовились к завтраку (а это около 40 минут), мы отжимались на кулаках и держали пресс, а он ходил вокруг нас и говорил, что это «всего лишь курс молодого бойца, с дедами будет вешалка». Мы держали пресс. Служащие других рот выглядывали из-за кроватей, подшучивали над нами, не догадываясь о том, что мы зверели на глазах, и злость наша впоследствии будет выливаться на них, гансов, а их офицеров мы будем посылать на три веселых буквы.

Но для меня это была всего лишь служба во Внутренних Войсках, которая длилась уже 5 дней и ночей. Наша рота молодых составляла примерно 25 человек. Мы постепенно сдружились и стали как одно целое, поддерживая и помогая друг другу во всем. Я стал немного привыкать. Физически нас не обижали, хотя сержант был строг, но справедлив – мне казалось даже, что он относился к нам с пониманием. Он много нам рассказывал о службе, о своих испытаниях на пути к получению крапового берета, а также о роте, которую побаивался весь полк, зарождая своими рассказами в нас чувство гордости и уважения.

Постепенно мы начинали «расправлять крылышки», буреть. А когда мы шли в строю, нас все обходили стороной – от этого получаешь громадное удовольствие! Романтика… Но срочная служба и романтика – вещи несовместимые, а мы, молодые и бестолковые, куда-то лезем на рожон. Воспитательная работа с нами ещё продолжалась.

Опишу ещё одну важную составляющую моей службы в армии – это приём пищи. Слово «жрать» – вот подходящее слово. А жрать хотелось очень сильно. В столовую мы шли предпоследними, чтобы все роты с нашего КМБ (я их буду называть гансами) поели, и на наших местах никого не было. При входе в столовую нас все пропускали, так как шли мы плотным строем. И здесь произошёл казус. Перед нами стояла рота охраны (деды их называли рексами) – бойцы под 2 метра ростом, охранявшие периметр дивизии. Так вот они наглым образом начали теснить и зажимать нас. Недолго думая, наш сержант подошёл к их сержанту и, слово за слово, бранясь, ударил ногой в нижнюю челюсть. От такой растяжки мы обалдели. Тот, конечно, обмяк, и вся их рота сжалась в уголке и замолчала, а мы были горды за свою роту, проходя к подносам и расталкивая их строй.

Сержант Булкин строго смотрел, чтобы никто не прошёл сквозь наш строй, а то всему призыву будет «вешалка», умрем от физо. Он сказал главные слова: «Это цветочки, деды вас просто порвут». То ли пугает, то ли правда. Я как-то не особо верил этим словам, так как его наказания для нас – это уже полный ужас. Мы, смыкая ряды, поджимались, становясь похожими на один большой комок – со злыми лицами, готовыми броситься в драку в любой момент. Сержант сразу объяснил, что у нашей роты 8 столов, которые должны быть всегда свободными и, разумеется, чистыми. И, не дай Бог, к нашему приходу кто-то за ними сидит: наша реакция молниеносна, похожая на сорвавшихся с цепи псов, и уже пощады никакой!

Отстояв немного в очереди, мы стали получать от поваров еду. На завтрак была перловая каша с мясом (конечно, от мяса была только подлива), одно яйцо, кусочек масла и чай, но более-менее. Мы ели, как и все. А вот у сержанта (я даже немного обалдел от такого) была полная с верхом тарелка мяса, три яйца и два куска масла. С ним настолько мило и безропотно разговаривали повара, что мне даже показалось, попроси он целую корову – ему бы её завернули и доставили по нужному адресу. Времени поесть было немного, поэтому мы ели быстро и аккуратно, помня всегда о том, что вслед за нами придут наши деды, и столы должны быть чистыми. Спешка в еде тоже вещь опасная. Надо, чтобы все обязательно поели – в роте так принято. Если нет «залетов», глумиться не будут. Но порядок при приеме пищи был жесткий. Всё, что находилось на подносе, должно быть съедено (в основном это касалось хлеба). Ни в коем случае нельзя класть вилку и ложку, а также масло и хлеб на поднос и тем более на стол. Всё должно лежать исключительно на тарелках, а если вдруг упало, то какой бы ни был смачный кусок, поднимать его запрещалось. Захочешь поднять, чтобы никто не заметил, сыграешь в русскую рулетку – я не советую это, наказание жестокое. Сержант спокойным голосом произнес: «Я вас особо не гоняю – проблемы мне не нужны; я уже гражданский и через три недели буду дома. Я своё отгонял, вы мне не духи, а вот ваши деды вас ждут на растерзание». После таких слов почему-то стало страшно. Потом Булкин сказал о том, что если мы хотим сохранить свою честь и не опуститься, то «никогда не падайте с тылу, с фронта в столовой, и, разумеется, в туалете».