Исповедь школьника - [38]

Я понял, что он раскрыл меня полностью, и пытаться что-нибудь утаить от него — бесполезно. Он как будто видел меня насквозь. Я смутился и, как всегда, густо покраснел. Но в то же время мне было приятно и интересно, что есть какой-то человек, который понимает все, который знает, какие отношения связывают нас с Лёнькой. Человек, с которым я могу быть откровенным.

— Только, пожалуйста, не говорите ничего отцу! — умоляюще попросил я.

Доктор сделал успокаивающий жест рукой:

— Можешь не беспокоиться. Отсюда, — он окинул взглядом кабинет, — ничего не выйдет. Тут, знаешь ли, и не такие люди были откровенны. А теперь, для полной картины, я должен попросить тебя, извини за неудачный каламбур, предстать передо мной в полностью откровенном виде, то есть полностью обнаженным: мне необходимо тщательно осмотреть твое тело, чтобы узнать, нет ли у тебя каких-либо физических отклонений… И еще кое-что, не менее важное: увидеть и понять твою обратную реакцию…

Я засмеялся:

— Отклонений, конечно, нет. Но, если надо, я могу… Доктор утвердительно кивнул и улыбнулся:

— Да, пожалуйста. Я уверен, что ты умеешь не только красиво одеваться, но и не менее красиво раздеваться. Встань вот здесь, поближе к свету, — он указал мне на середину комнату и повернул абажур лампы таким образом, что я оказался ярко освещен во весь рост, с головы до ног. — И, пожалуйста, не спеши, — мягко сказал доктор. — Делай это так, как будто твой друг смотрит на тебя, и ты хочешь ему понравиться. Тем более, что тебе самому это доставляет удовольствие. Ведь это так? Скажи мне, что ты чувствуешь?

Я начал, не торопясь, исполнять просьбу доктора, постепенно снимая одежду — один предмет за другим, стараясь прислушиваться к своим ощущениям.

— Я чувствую, — сказал я, запинаясь, — волнение… Мне немного стыдно, но вместе с тем приятно, когда на меня смотрят… — Я снял пиджак, развязал галстук, начал медленно расстегивать пуговицы рубашки… — Вот сейчас, — пробормотал я, — ощущения очень усилились…

— Я полагаю, что для тебя не безразлично, кто на тебя смотрит в тот момент, когда ты раздеваешься? — спросил доктор, глядя, как я снял и отбросил рубашку.

— Конечно! — я кивнул, расстегивая пояс на брюках… — Одно дело, например, если… так, как Вы сказали. Ну, перед Лёнькой… Тогда я чувствую сильное, приятное волнение и… возбуждение. — Доктор внимательно смотрел, как я, не спеша, снимаю брюки. — И совсем другое дело, — продолжал я, — если, например, перед своим отцом, или просто на пляже, или… перед врачом. Кроме Вас, конечно, — честно сказал я, ловко снимая белые носочки — один за другим.

— А почему ты сказал «Кроме Вас»? — спросил доктор, прищурившись, глядя на меня.

Я смутился, но ответил:

— Я сказал это, потому что помню, что Вы тогда нам предлагали на бульваре… и что Вы говорили мне в кафе. Поэтому, если честно, я сейчас тоже взволнован, и… испытываю приятное, сильное возбуждение, — закончил я, медленно сняв шелковые белые трусики и отбросив в сторону, оставшись стоять полностью обнаженным в ярком свете лампы.

Что-то последнее время мне очень часто приходится быть в таком виде — я мысленно усмехнулся. Может быть, мне уже и вовсе не одеваться, а так и ходить голым — я смотрю, это уже становится для меня естественным состоянием!

Доктор приблизился, внимательно разглядывая мое тело, все мои органы — от этого я действительно жутко возбудился — еще бы! — и у меня была сильная эрекция, настолько напряженная, что я боялся, не произойдет ли со мной чего-нибудь, если он станет дотрагиваться до меня руками… но он не дотрагивался — наверное, хорошо понимал мое состояние. Все равно, мне было неловко — почему-то казалось, будто я изменяю Лёньке. Доктор будто угадал мои мысли, потому что сказал шутливо, слегка шлепнув меня пониже спины:

— Не беспокойся, мальчик! Ты, конечно, очень симпатичный — это даже мягко сказано, но я не претендую на то, что принадлежит твоему ненаглядному Лёньке по праву первой ночи! Ах, дети, дети… — он рассмеялся. Я стоял, смущенно улыбаясь и краснея: мне было очень неловко, но, вместе с тем и приятно, а он продолжал «медосмотр»: — Да, несомненно, как таковых никаких телесных отклонений нет. Все абсолютно нормально. Прекрасно развитый, отлично сложенный юноша. Ярко пораженная, вполне нормальная реакция — да — да, нормальная — в свете наших последних разговоров. Это с точки зрения физиологии. А с точки зрения… оценки твоего внутреннего состояния напрашивается странное ощущение, что ты… ну, как бы тебе сказать? — очень похож на… девушку, — он улыбнулся, — ты даже внешне себя так ведешь, хотя пока еще и сам этого не замечаешь, но в этом-то и есть особая прелесть!

Продолжая говорить, доктор обошел меня кругом, разглядывая теперь выше пояса — грудь, плечи, спину, шею и лицо — и я заметил, каким восторженно-ошеломленным стало выражение его лица, по мере того, как он увидел на моем теле все «украшения Лёнькиной любви», а также «награды, полученные за отвагу».

— Вот это да, — восклицал он, — ну и ну, однако, однако… Надо же, насколько я могу судить, я Вас и потом в кафе — тоже недооценил! Послушай, а при таком высоком градусе взаимной страсти Вы не могли себе ничего навредить? Я имею ввиду, у тебя там ничего не болит — внутри, Женя, я имею ввиду?