Исповедь послушницы - [145]

Катарина, не раздумывая, пошла следом.

– Вы католический священник? – с ходу спросил мужчина.

– Да. Аббат Монкада.

– Даже аббат? Не простой священник? Тогда нам вдвойне повезло. Вы испанец?

– В чем дело? Кто вы?

– Нам нужен священник, – твердо произнес мужчина, проигнорировав последний вопрос. – Вы должны пойти с нами.

Испуганная и встревоженная Катарина молча слушала. Рамон держался спокойно и серьезно.

– Я пойду, только скажите зачем. – И повторил: – Кто вы?

– Разумеется, пойдете! – Мужчина усмехнулся. – Мы те, кого подобные вам называют еретиками. Меня зовут Якоб Феннеке, я их предводитель.

– Если так, то я вряд ли смогу помочь вам совершить какой-либо обряд, – сказал Рамон.

– Речь идет не об обряде, аббат. Вы нужны нам не для этого. Видите ли, недавно умер мой брат, вернее, его убили. Согласитесь, святой отец, человека нельзя убивать безнаказанно? – Он говорил со спокойной и оттого по-особому страшной, тяжелой угрозой.

– Вы не можете сами вершить суд, – сказал Рамон. – Это противно Божьей воле. Оставьте мысли о мести.

– И это говорит инквизитор!

В смехе Якоба Феннеке звучали презрение и ненависть.

– Я никогда не был инквизитором. Я настоятель обители Святого Бенедикта.

– В душе вы все инквизиторы! Вы привыкли хозяйничать в чужих душах, как и в чужой стране! Довольно слов. Идите за нами, аббат.

У Катарины перехватило дыхание. Однако в следующую секунду она громко, отчаянно воскликнула:

– Капитан! Сделайте что-нибудь! Этого нельзя допустить!

– Сразимся, капитан? – спокойно произнес Якоб Феннеке. – Там, в лесу, у меня много людей!

Капитан не сдвинулся с места.

– К какому часу нам ждать возвращения святого отца? – нерешительно спросил он.

– Можете не ждать. Он не вернется.

Катарина подошла к человеку, назвавшемуся Якобом Феннеке, и, прежде чем заговорить, поискала что-то взглядом у него в лице. Но не нашла.

– Быть может, вам нужен выкуп? Мой отец – хозяин этого корабля. И у меня есть золотые вещи!

Якоб Феннеке внимательно посмотрел на нее и ответил:

– На свете существует кое-что поважнее золота, госпожа.

– Неужели человеческая жизнь и человеческая совесть не важнее всего? Разве аббат Монкада чем-то провинился перед вами?!

– А чем мой брат провинился перед инквизицией? Слышали ли вы, как трещат человеческие кости в «испанском сапоге», видели ли, как лопается кожа в пламени костра?! Известно ли вам о том, что инквизиторы говорят: «Истязание бренного тела во имя спасения души есть милосердие»? А еще они утверждают, будто смерть на костре искупает вину перед Богом!

– Да, это правда, потому для всех нас будет лучше, если я действительно пойду с вами, – неожиданно произнес Рамон.

– Я тоже пойду! – в ту же секунду заявила Катарина.

Он резко повернулся к ней.

– Нет!

– Да! – яростно воскликнула она и обратилась к Якобу Феннеке: – Вы были рядом со своим братом в его смертный час?

– Был, – глухо отвечал тот, – в моей душе до сих пор полыхает костер.

– И вы, – Катарина горько усмехнулась, – решили, что сможете потушить его чужой кровью?

Мужчина молчал, тогда она добавила:

– Вы не можете запретить мне быть рядом с… моим духовным наставником.

– Госпожа Катарина! – воскликнул капитан, но Якоб Феннеке перебил его:

– Мы уважаем ваше решение. В нашем лагере есть женщины, мы передадим вас на их попечение. Вы будете в безопасности.

– Кэти, – негромко произнес Рамон, – подумай об Исабель.

Она повернулась и встретилась с ним взглядом. В ее глазах был не только страх, но и горячая надежда, спасительное неверие в то, что все может закончиться так плохо.

– Капитан, – сказала Катарина, вынимая из лифа платья бумагу, – передайте это…

– Вашему отцу?

Она на мгновение задумалась.

– Нет. Не отцу. И не мужу. Моей подруге Инес Вилье.

– Госпожа Катарина, – повторил капитан, – одумайтесь. Возвращайтесь на корабль.

– Нет! – резко произнесла она. – Вы не можете запретить мне следовать велению моей совести. – И тихо добавила: – Пожалуйста, позаботьтесь об Исабель!

Они шли по лесной тропинке, и вершины деревьев блестели в лучах высокого, горячего солнца, тогда как в глубине леса было темно и прохладно. Пахло землей, листьями и цветущими травами. Катарина думала о людях, которые с радостными, просветленными лицами бежали взглянуть на огонь, когда он, шипя и потрескивая, пожирал то, что совсем недавно было живой, дышащей плотью, на жирный черный дым, клубами вздымавшийся к небу. А после того как от чужой жизни оставался только пепел, расходились, равнодушные и слегка разочарованные.

Рамон молчал. Катарина надеялась, что его вдохновляет и поддерживает ее присутствие, хотя, возможно, это только усиливало его тревогу.

Лагерь был разбит посреди леса, недалеко от реки. Его обитатели в́ысыпали взглянуть на вновь прибывших. Катарина ловила неприязненные взгляды, скользящие по сутане Рамона и по ее нарядному платью.

Катарину, невзирая на протесты, отвели в низкий, тесный домик и оставили под присмотром какой-то женщины.

В нос ударил тяжелый, едкий запах плесени, шкур и несвежей еды. Пол был покрыт слоем грязи. Женщина чинила одежду; ее лицо казалось равнодушным и вялым, но, когда она посмотрела на Катарину, последняя заметила, что в нем сквозит ненависть.