Исповедь о жизни, любви, предательстве и смерти - [4]

Мое страстное желание стать историком совершенно не укладывалось в голове моих родителей, считавших в соответствии с привычками своего времени, что только техническое образование способно обеспечить достойное будущее молодому человеку. Конечно о «бизнесе» у меня дома никто не заикался, этого не существовало тогда вообще, но даже экономическое образование казалось каким-то ущербным. Всеми правдами и неправдами родители уговорили меня перейти из обычной в математическую школу, утверждая, что хуже от того, что я буду лучше знать математику, не будет. Она пригодится в любой профессии, вот после школы и выбирай. В результате я поступил в 121-ю школу, которая в те времена (начало 70-х годов XX в), была одной из лучших в Ленинграде. Сюда набирали талантливых старшеклассников, младших классов почти не было, зато было 10 девятых и 10 десятых (напоминаю, что тогда 11-го класса не существовало). Я поступил в 9й 5й класс. У нас не было 9а, 9б и т. д., так как можно было бы запутаться в буквах.

И тут в этой школе я оказался поистине в ловушке. Дело в том, что интеллектуальный уровень моих одноклассников был необычайно высок. Я никогда еще за время своего обучения ни в школе, и впоследствии, в ВУЗах, не был в окружении такого количества блестящих умов, таких интересных ребят. Девушек у нас было мало по вполне понятной причине, школа была физикоматематическая. В классе было более 20 юношей и только 10 девушек.

Преподаватели были блестящие, даже те, кто вел не профильные, не физикоматематические дисциплины.

Так вот, теперь не только родители, но и преподаватели говорили мне одно и то же: «История, это конечно хорошо, просто здорово… но в качестве хобби. Но ведь если бы только преподаватели! Я уже упомянул, что более интеллектуальной атмосферы, чем среди моих одноклассников, я ни до, ни после не видел. На переменах мы спорили на разные научные темы, говорили о политике, о философии…

И при этом все эти умные, замечательные ребята говорили мне только то же, что и преподаватели. Все они убеждали меня, что это здорово, если я буду «интересным человеком», которому есть что рассказать друзьям в компании… но для мужчины настоящим занятием могут быть только точные науки или инженерная деятельность.

Так говорил мне и мой лучший друг Николай Перцев и все, кто меня окружал. Никогда не забуду язвительной шутки нашей математички, когда она, увидев, что я беседую на уроке с одним из своих хороших приятелей, насмешливо-презрительно бросила: «Соколов, Петров, чего вы там болтаете? Вы что, собираетесь быть историками, или балеринами?» Именно не «артистами балета», что звучало бы хоть как-то с неким подобием реальности данного варианта, а «балеринами». С учетом того, что мы были два здоровых парня, явно абсурдное предположение… из которого, как сказали бы математики, с

очевидностью вытекает то, что «историк» — это такой же абсурд!

Мне не исполнилось даже 17 лет, когда я закончил школу, в эти годы противостоять такому мощному, можно сказать грубому прессингу, было сложно. Совсем еще мальчик я думал, что не могут же все они ошибаться — родители, преподаватели, друзья — ведь все они хотят мне хорошего! Видимо я что-то неправильно понимаю!

Как ужасно, что рядом не оказалось ни одного друга, который бы сказал: «Думай своей головой! Занимайся тем, чем считаешь нужным!»

Увы, ни одного (!) подобного голоса не раздалось… Приняв, как аксиому, что нужно идти заниматься точными науками, я не стал долго думать какими. Мне было просто почти что все равно, и я решил поступать туда, куда будет поступать Николя (так я звал на свой манер моего лучшего школьного друга).

Летом 1973 г. я довольно просто, без особых затруднений (после мощной подготовки в математической школе) поступил на физикомеханический факультет Ленинградского политехнического института (ЛПИ), сейчас это Санкт-Петербургский Технический университет. Николя

хотел учиться на кафедре физики твердого тела… Ну что ж, пусть будет твердое тело, жидкое или газообразное, мне было все равно, лишь бы снова сидеть за партой с Николя. Учеба была нелегкой, ведь это была не просто физика металлов, а изучение структуры твердых тел на молекулярном и ядерном уровне, сложнейшие формулы, математика высочайшей степени «продвинутости».

Учился я неплохо, так как привык за время учебы в физикоматематической школе делать большие и сложные задания по необходимости, без всякого интереса. Но к 3-му курсу, когда приближалось мое 20-летие, я понял, что все это совершенно не мое. Люди, которые как Николя были призваны сделать что-то в этой науке, думают о формулах даже на досуге, а я в своих учебных тетрадях по матфизике рисовал рядом с длинными интегральными уравнениями рыцарей, мушкетеров и кирасиров. Мне захотелось, чтобы я мог также, как и мои однокурсники, не просто отбывать мои часы, в институте, а заниматься любимым делом, работать в той области, где я мог бы что-то дать людям, а не отсиживать рабочее время из-под палки.

И я решил любой ценой покинуть занятия физикой и поступить на исторический факультет. Но так как у нас в институте была военная кафедра, я решил доучиться до конца, а потом, если придется пойти в армию, отслужить два года офицером, готовясь на службе к поступлению на истфак.