Каждое усилие, которое она делала, чтобы успокоиться, вызывало новый приступ; каждое слово, которое она пыталась произнести, заставляло ее корчиться еще сильнее.
— Мой... мой... мой... бедный дружок... Ха-ха-ха!.. Ха-ха-ха!..
Он встал, оставил ее одну в кресле и, сильно побледнев, сказал:
— Лорина, вы ведете себя более чем неприлично.
В припадке веселья она пролепетала:
— Что ж... что же делать... я... я... не могу... до чего вы... вы смешны... Ха-ха-ха!
Смертельно бледный, он глядел на нее пристальным взглядом, в котором пробуждалась какая-то новая для него мысль. Он открыл рот, словно собираясь что-то крикнуть, но не сказал ничего, повернулся на каблуках и вышел, хлопнув дверью.
Лорина, согнувшись пополам, обессиленная, ослабевшая, все еще смеялась замирающим смехом, и он мгновениями вновь оживлялся, как пламя угасающего пожара.