Исповедь монаха - [46]

— Полагаю, — ледяным тоном заметил Перронет, так что его звенящий голос был слышен во всех уголках холла, — твой сын имеет в виду мою женитьбу на леди Элисенде. В таком случае, я тоже, по-видимому, имею право сказать свое слово.

Широко раскрытые синие глаза Росселина оторвались от лица отца и устремились на гостя. Он впервые взглянул на него с момента своего появления в доме и, узнав, изумленно замолчал. Кадфаэль припомнил, что они не чужие друг другу. Их семьи издавна были знакомы, и вроде бы даже состояли в каком-то дальнем родстве, а двумя годами раньше Перронет по всем правилам просил руки Элисенды. Во взгляде Росселина не было никакой враждебности к Перронету, — скорей растерянность и бессильная ярость в связи со сложившимися обстоятельствами, нежели озлобленность против своего более удачливого соперника, с которым он не мог и не имел права тягаться.

— Так это ты жених? — глупо спросил он.

— Да, я. И отступаться не намерен. А что ты, собственно, имеешь против?

Личной враждебности они, возможно, друг к другу и не испытывали, но это не помешало им мгновенно уподобиться двум задиристым, драчливым петухам. Впрочем, Сенред тут же примирительно положил ладонь Перронету на руку и метнул на сына грозный взгляд, выставив вперед другую руку, словно запрещая ему двинуться с места.

— Погодите, погодите! Все это зашло слишком далеко. Пора объясниться начистоту. Так ты, сын, говоришь, что узнал о свадьбе, только когда тебе рассказали о гибели Эдгиты, то есть от Эдреда?

— От кого же еще? — возмущенно воскликнул Росселин. — Он примчался, будто за ним гнались, перебудил весь дом и с ходу выложил Одемару все новости. Думаю, он не знал, что я его слышу, когда сболтнул о свадьбе, но я-то слышал! Вот почему я здесь! Желаю сам во всем разобраться! Ты-то предпочел бы ничего мне не объяснять. Ну, да ладно, мы еще посмотрим, все ли тут делается во благо!

— Значит, Эдгиту ты не видел? Она с тобой не встречалась?

— Как я мог ее видеть, если она лежала мертвая в доброй миле от Элфорда? — досадливо отмахнулся Росселин.

— Она умерла уже после того, как пошел снег. Когда ее хватились, она отсутствовала несколько часов. За это время она могла дойти до Элфорда и возвращаться обратно. Где же она была все это время, откуда-то возвращалась! Но где еще могла она быть?

— Так ты считал, что она успела побывать в Элфорде, — ошарашенно произнес Росселин. — Нет, я узнал только, что ее убили, как я полагал, на пути в Элфорд. На пути ко мне! Ты на это намекал? Что она спешила предупредить меня, рассказать, какие делишки творятся тут в мое отсутствие?

Молчание Сенреда и несчастное лицо Эммы ответили ему яснее всяких слов.

— Нет, — медленно проговорил он, — я ее не видел и не слышал. Ни я, ни кто другой в доме Одемара, насколько мне известно. Если она там и побывала, не имею понятия, у кого. Но что не у меня — это точно.

— Но ты ведь не станешь отрицать, что у нас были основания так думать, такое ведь могло случиться.

— Однако не случилось. Она ко мне не приходила. И тем не менее, — сказал Росселин с вызовом, — я здесь, как если бы она приходила, хоть и узнал я обо всем из других уст. Господь ведает, как я скорблю об Эдгите, но что мы теперь можем сделать для нее, как не предать земле с почетом и после, если сумеем, изловить и отправить на тот свет ее убийцу. Однако еще не поздно отменить то, что намечено здесь на завтра, еще не поздно все исправить.

— Надеюсь, — резко прервал его Сенред, — ты не намерен обвинить в убийстве меня?

Столь чудовищное предположение застало Росселина врасплох: он так и остался стоять с открытым ртом, гневно сжатые кулаки разжались и кисти совсем по-детски, беззащитно повисли. Было яснее ясного, что его неиспорченный ум никогда не додумался бы до такой кощунственной мысли. Он растерянно пробормотал что-то невнятное, с негодованием отвергая отцовы нападки, и, не договорив, резко повернулся и снова уставился на Перронета.

— А вот у тебя — у тебя-то как раз была причина не дать ей дойти до меня! У тебя была причина заставить ее замолчать, чтобы никто не поднял голоса против твоей женитьбы, как это делаю сейчас я! Ты убил ее? Ты?

— Брось молоть чепуху, — презрительно фыркнул Перронет. — Я весь вечер был на виду, это кто угодно подтвердит.

— Ты-то, может, и был, но у тебя ведь еще и слуги есть, чтобы исполнять твои приказы.

— За любого из моих людей поручатся те, кто живут здесь, в доме твоего отца. К тому же, как ты уже слышал, женщину убили на обратном пути, когда она уже шла домой. Какой был бы для меня в этом прок? А теперь позвольте спросить вас обоих, отца и сына, — тут он требовательно возвысил голос, — по какому праву этот юнец вмешивается в замужество его близкой родственницы? По какому праву смеет он оспаривать волю ее брата и ее будущего мужа?

«Ну вот, — подумал Кадфаэль, — все и вышло наружу, хоть никто не хочет прямо назвать вещи своими именами. Перронет с его цепким умом, конечно, разгадал, какая безнадежная и запретная страсть на самом деле движет безрассудными поступками несчастного паренька. Теперь только от Росселина зависит, удастся ли в конце концов соблюсти приличия и с честью выйти из этой истории. Тяжелехонькая задача для юнца, у которого сердце рвется на части, а разум помутился от гнева и обиды. Хватит ли у него мужества со всем этим справиться?»