Исповедь любовницы Сталина - [41]

Из знакомых встретила сталинский костяк: Ворошилова, Кагановича, Микояна, Ежова, Калинина, Поскребышева, Орджоникидзе, Мехлиса, Буденного, Андреева, Шверника. На столе полыхают разноцветные свечи. Виновник торжества сравнительно молод, отказавшись от инженерства, он стал партийным работником.

— В. А., спасибо, что приехали, — радостно проговорил Маленков.

— Я тоже рада видеть вас в домашней обстановке.

— Давайте на несколько минут оставим гостей!

— В такой знаменательный для вас день я не очень расположена к серьезному разговору.

— Из чего вы взяли, что беседа должна быть непременно серьезной?

— Подсказала интуиция, она меня редко обманывает.

Он взял меня под руку и мы улизнули на веранду.

— В. А., — сказал Маленков, — в последнее время я много думаю о вас. Меня поражает, как странно складывается ваша судьба — женщины и актрисы?

— Я не совсем поняла то, что вы сказали.

— Если, хотите, это самое настоящее признание.

— Не надо, дорогой! Я одурела от бесконечных объяснений, мужских излияний, раскрываемых сердец.

Своим видом 34-летний Маленков напоминал неуклюжего, упитанного медвежонка Дульчи из московского зоопарка. Внешность его не располагала: лысеющий, начинающий полнеть блондин, обладатель маленьких блестящих глаз, на голове жидкий пробор, грубые бабьи черты. Он мог бы сыграть в кино рязанскую бабу.

— Говорю прямо, — что от вас не отстану, я не в состоянии побороть себя. Заверяю, что никто не будет знать о наших встречах. Мне говорили, что товарищ Сталин серьезно увлекся певицей, маленькой и некрасивой Златогоровой, она была у него три раза. Иногда, по старой памяти, он вызывает Лепешинскую, а на прошлой неделе его посетила Валерия Владимировна Барсова. А вы собираетесь хранить верность усатому чучелу?

— Г. М., я шокирована тем, что вы сказали. Давайте нашу беседу продолжим как-нибудь в моем доме, мне с вами надо о многом поговорить.

Маленков долго держал мою руку в своей, он очень тихо сказал:

— Сегодня у меня счастливый день, верю в то, что вы принесете мне счастье, которого я еще не имел.

Весь вечер около меня вертелись Ежов и Поскребышев. Обещая хранить тайну, оба кавалера потихоньку назначили свидание. Я исполнила пять романсов, арию Кармен повторила на бис. Под утро усталая вернулась домой. В боковом кармане пальто обнаружила конверт с деньгами. На папиросной бумаге напечатано всего несколько слов: «Причитающийся гонорар за участие в правительственном концерте — пятьсот рублей».

Позвонил Маленков:

— В. А., надеюсь, вы здоровы? Товарищ Сталин просит вас принять участие в закрытом концерте. Он произнесет речь перед выпускниками Военной академии.

В президиуме — цвет и гордость Красной Армии. В зале находились дипломированные командиры, окончившие с отличием Академию. Целый час они, соревнуясь друг с другом, отбивали ладони и драли глотки в честь «гениального вождя». Так же рьяно колотили ладони товарищи из президиума, которые совсем скоро получат клеймо «предателей», «изменников», «матерых шпионов», «диверсантов», а пока значились в ранге защитников Отечества. Сталин говорил долго и скучно, истины он не открыл, его речь свелась к одному: «бережно относиться к людям, командир для красноармейца больше, чем родной отец…»

Приехал Тухачевский, с ним зашел высокий, рыжий человек в очках.

— Знакомьтесь, — сказал М. Н., — мой друг и самый верный товарищ Борис Андреевич Пильняк.

С удивлением спросила:

— Тот самый Пильняк, который написал «Повесть непогашенной луны»?

Большой рот Пильняка растянулся в широкой, радостно-детской улыбке. Спросила:

— Есть хотите?

Пильняк ответил:

— Ничего не ел со вчерашнего дня.

— Можно разогреть суп?

— Давно не ел огненного супа, тащите на стол все, что есть: селедку, мясо в любом виде, рыбу, сметану, сыр, колбасу, творог, печенье, я готов сожрать весь мир вместе с очаровательной хозяйкой. Единственное условие: во время еды мне нельзя задавать вопросы, лучше оставить на десерт.

Пришлось разбудить прислугу, она спросонья ничего не могла понять. Мы вдвоем накрыли на стол. Вдруг кто-то постучал в двери. Заглянула в щелочку и обомлела — Ягода.

— Неужели мы, два здоровых мужика, — проговорил Пильняк, — не сумеем одолеть одного ублюдка? У меня на него давно руки чешутся. Миша, наган у тебя заряжен?

Тухачевский вынул из кармана револьвер и быстро его зарядил. Назойливый стук повторился.

— Верочка, открывайте! — скомандовал М. Н. — Не беспокойтесь, мы устроим засаду в спальне.

Ягода ворвался в квартиру:

— Мы за вами, товарищ Давыдова-Мчедлидзе-Южная. Вы дали слово встретиться со мной после премьеры оперы «Садко». Теперь вы убедились, насколько я терпелив? Идемте, машина ожидает у подъезда.

— Я плохо себя чувствую.

— Для Тухачевского здорова? Он навестил тебя сегодня с рыжим детиной. Собирайся, поехали, а то возьмем силой. Честное слово, я соскучился по твоим ласкам.

— Я никуда не поеду.

— Повезем связанную, для этого имеются веревки, канаты и даже кандалы.

Из спальни вышли Пильняк и Тухачевский. М. Н. подошел к Ягоде:

— Я за себя не ручаюсь. Пока не поздно, рекомендую убраться и навсегда забыть этот дом.

Ягода нагло усмехнулся:

— Тухачевский, ты, конечно, большой вояка, но со мной лучше не связывайтесь, а то придется коротать ночки в одном из лубянских подвальчиков. Не таких молодцов приходилось скручивать!!!