Исповедь куртизанки - [7]

Он был не первым мужчиной в возрасте, влюбленным в меня. И Дюмонсо, и Жаквино уверяли меня в искреннем восхищении. Но Жюль был первым, кто счел за честь положить свою жизнь к моим ногам. Я потворствовала его саморазрушительным наклонностям, требуя от него больше, чем он был способен дать.

Мне всего пятнадцать, а я уже на высоте. Мы с моим мужчиной так увлеклись великой королевой Жанной, что совсем забыли о практических вопросах. Через четыре месяца Жюль погряз в долгах, а мои месячные задерживались уже на три месяца. Жюль предложил мне выйти за него. Да, он мне нравился, но быть женой нищего мне совсем не хотелось. Я была перепуганной маленькой дурочкой и, не имея лучшего выбора, приняла его предложение. Однако его мать, узнав об этом, отправила Жюля в длительное путешествие по Италии. Она обвинила меня в том, что я испортила ее драгоценного сыночка, и выгнала, не дав ни единого франка. Ее внук мог погибнуть, но ей было все равно. Я пришла к тете Элен, но и она начала обвинять во всем меня, сказала, что я опозорила семью. Милосердие, которым она так щедро одаривала чужих людей, не распространялось на родных.

Я написала письмо матери, умоляя ее взять меня к себе, но она ответила, что очень сожалеет, и предложила обратиться к ее брату, который служил лакеем у графини д'Антен и жил в Париже. Дядя Николя согласился взять меня к себе при условии, что о моем позоре никто не узнает. Следующие полгода я провела на чердаке виллы графини д'Антен. Обо мне заботилась жена дяди Николя, моя тетя Жозефин – пожилая женщина, у которой никогда не было детей. Я попала в сложную ситуацию, но меня волновало только то, как беременность отразится на моей фигуре. Я знала, что мое тело было моей единственной ценностью.

1 июля 1759 года у меня начались схватки. Роды были трудными, а кровотечение долго не останавливалось. Повитуха сказала, что в мое лоно проникла инфекция и у меня никогда больше не будет детей. Приличия ради я изобразила скорбь, но в душе была только рада этому. Беременеть я больше не хотела, равно как и лишать себя радостей общения с мужчинами. Поэтому отсутствие необходимости беспокоиться о зачатии и о том, как бы не забеременеть, было благословением Божьим.

Дядя с тетей настояли, чтобы я окрестила новорожденную Мари-Жозефин. Мы называли ее Битей. Через месяц мое тело вернулось в прежнюю форму. Поймав меня на флирте с одним из гостей графини д'Антен, тетя сказала, что я не гожусь на роль матери. Дядя заставил меня отказаться от любых претензий на ребенка. Разумеется, это было нарушением моих прав, но я в свои шестнадцать просто не могла с ним бороться. Тем более что я признавала его правоту. Как и моя мать, я была слишком безответственной, чтобы иметь детей.

В конце сентября 1759 года я переехала в крохотную чердачную комнатушку. Дядя выплачивал мне мизерное пособие.

Осень и зима тянулись унылой чередой дней. Я сидела в своей комнате, безразличная ко всему, парализованная апатией. Меня терзали жестокие мигрени, тоска и неуверенность в себе. Каждый день я ходила к бакалейщику за куском сыра, хлеба и плиткой шоколада. На улице ко мне подходили мужчины, пытались заговорить. Мне были нужны их деньги, но я была слишком напугана. Я поняла, что моя внешность может довести до беды.

Мой врожденный оптимизм не выдержал событий последних месяцев, и я проклинала свою судьбу, свою красоту. Мне казалось, что я больше ни на что не гожусь. Я не переставала думать о Николя Мотоне. У них с женой уже наверняка родился ребенок. Если бы только он был свободен! Я сейчас жила бы счастливо, и ничего этого не случилось бы.

На Пасху меня пришла навестить тетя Элен. Она принесла жареного цыпленка, печенье и корзину книг: классические произведения, биографии великих людей, жития святых, честных, высокоморальных мужчин и женщин с героической силой воли. Пока я расправлялась с цыпленком, она читала мне проповедь о расплате за грехи. Она утверждала, что только христианское милосердие спасет мою душу, и хотела, чтобы я пошла с ней в сиротский приют помогать обездоленным. Но я отказалась. Я не хотела вспоминать о своем ребенке.

В Сен-Op я досыта начиталась литературы, которую принесла тетушка. Теперь меня интересовали другие темы. Девушке не пристало читать романы до замужества, а потом книги будет выбирать для нее муж. У меня не было ни отца, ни мужа, так что в выборе чтения я была свободна. Длинные романтические романы распаляли мое воображение. Я прочитала «L'Astree» д'Урфэ – мистическую новеллу XVII века о тайных страстях. Там были пастухи и пастушки, друиды, потаенные пещеры, зачарованные леса и роковые соблазнения. Д'Урфэ считал, что в жизни нет ничего более могущественного, чем любовь. Только эта таинственная непреодолимая сила может разрушить человеческое тело или привести его к совершенству.

Маделин де Скудери считалась очень смелой писательницей. Я прочитала «Le Grand Cyrus» и «Clelie», в которых описывались испытания и триумфы женщин, восставших против гнета мужчин и брака, стремившихся к дружбе с сильным полом, основанной на обоюдном согласии.

В лавке старьевщика я наткнулась на древнюю книгу мадам Бовэ «Le Tableau pour "les Femmes de la Vie Conjugate». Эта книга учила молодых девушек, как лучше узнать себя и определить свой темперамент. Автор полагала, что врожденные склонности женщины могут расходиться с христианскими нормами супружеских отношений. Она не считала греховной связь с несколькими мужчинами. В книге были описаны особенности, анатомического строения мужского и женского тела, старомодные рецепты травяных настоев для возбуждения и успокоения страстей, предотвращения беременности и избавления от нее, а также для лечения бесплодия. Мадам Бовэ знала множество рецептов приворотных зелий. Все рецепты сопровождались ритуалами. Некоторые были основаны на сновидениях, для других требовались прядь волос любимого или определенные телесные выделения. Я понимала, что методы мадам Бовэ устарели, что наука и разум доказали, что волшебства нет. Но сердцем я чувствовала, что жизнь нельзя свести к простой механике причинно-следственных связей.