Исповедь гейши - [5]

Но Энтацу и Атяко совершенно изменили прежний облик этого так называемого действа ряженых мандгзсш, вследствие чего даже изменилось написание самого слова. (Раньше цандзай писалось как бандзай, т.е. «тысяча лет», теперь же оно пишется как «скоморошное представление»). Они в своем триумфальном шествии покорили все районы Токио, от Асакуса до Мариноути, и даже снялись в кино.

Отличаясь от прежнего, более чопорного кабаре своим выступлением, эта пара заставляла так смеяться людей, что у тех выступали слезы.

Танцовщицы, музыкантши и одна выдающаяся исполнительница народных сказов завершали программу.

Выходило, что почти каждый вечер я наслаждалась самыми разнообразными выступлениями первоклассных артистов. В конце недели я посещала театр или кино, и мой мозг, подобно губке, жадно все впитывал.

Моя учительница музыки и танца поражалась, насколько быстро и хорошо я все схватывала. Однако у меня было такое чувство, как будто передо мной стоит какая-то стена. Причиной этому были иностранные гости, которые со временем стали все чаще посещать Симбаси, поскольку их приглашали на встречи, организуемые внешним ведомством, бюро обслуживания туристов, редакциями газет, а также на приемы крупных фирм, устраиваемые на открытом воздухе.

Исходя из своего опыта, я считаю, что истинная суть профессии гейши была совершенно чужда этим людям — хотя сами слова «Фудзияма» и «гейша» были у них на слуху. Ибо нечто вроде занятия гейши было характерно исключительно для Японии.

Иностранный гость, думала я, должен понять, что же представляет собой симбаси-гейша. На таких встречах мы, гейши, могли лишь сидеть, улыбаясь, рядом с ними и прислуживать им. Даже опытные гейши, которые никогда не давали скучать японским посетителям, не знали, как вести себя с иностранцами. Чаще всего их сопровождал переводчик. Служащие внешнего ведомства и бюро по туризму знали английский язык, и с ними у нас не возникало никаких сложностей. Но переводчики зачастую оказывались спесивыми людьми, которые бесцеремонно заговаривали с ними по-английски, так что мы оказывались не у дел. Однажды такого рода чрезвычайно неприятный субъект не постеснялся представить нас как «японских танцовщиц», чтобы затем, совершенно не замечая нас, все время потягивать свою выпивку.

Когда Маритиё и Кокуни вышли танцевать в своих восхитительных кимоно, я стала наблюдать за ним. Мне и в голову не могло прийти, что он, оказывается, имел самое смутное представление об японских сказах и песнях. Как такое было вообще возможно? Мог ли он действительно что-либо рассказать и перевести в отношении нашего искусства? Даже совершенное знание английского языка не могло компенсировать подобное невежество. Однако, как я могла судить, ни один переводчик ничего не знал о традиционном японском искусстве.

Меня захватила мысль выучить английский язык. Пусть даже он будет корявым. По крайней мере, не настолько, чтобы я не могла растолковать смысл танцев своих подруг.

Само желание становилось все более неуемным, так что меня одолевало нетерпение и нервозность. Вот только где можно спросить совета?

А если поговорить с кем-то из министерства иностранных дел? Это была мысль. В конце концов, сотрудники министерства и бюро по туризму были нашими постоянными посетителями. Вот именно. Я могла бы обратиться к господину Дэну.

Из всех сотрудников в бюро по туризму Дэн Ма-кото был самым подходящим человеком для подобной просьбы. Возможно, он сумеет мне помочь. Когда я объяснила ему, что хочу непременно овладеть английским языком, он посоветовал мне брать частные уроки.

— Я могла бы посещать языковую школу, — возразила я.

— Как это, школу? Неужели ты бросишь занятие гейши?

— Нет, гейшей я работаю вечерами. Свои уроки пения я могла бы брать пополудни. Занятия же в школе всегда идут в первой половине дня, не так ли?

— Что такое? Ты хочешь утром ходить в школу, пополудни заниматься пением, а вечером идти зарабатывать? И ты полагаешь, что справишься? Смотри не надорвись…

— Не беспокойтесь. Мне неведома усталость, на сон хватает и четырех часов. Меня даже называют Наполеоном в юбке из Симбаси.

— Ты по-настоящему честолюбива. Но следует рассчитывать на трехгодичные занятия. Если ты сдашься раньше, то так и останешься как была.

— Так я не поступлю, лучше упаду замертво. Я выдюжу, обещаю вам. Клянусь Христом, Каннон и Фудо.

Это рассмешило господина Дэна.

— Ну, хорошо, хорошо. Я порекомендую тебе одну школу.

Я пообещала, что одеждой и поведением буду походить на остальных девушек, чтобы никто не распознал во мне гейши, и что никогда не буду пренебрегать домашними заданиями и пропускать занятия, как бы при этом ни уставала.

Мне действительно ничего не стоило, подобно Наполеону, обходиться четырьмя часами сна, и этой привычки я придерживаюсь до сих пор. Даже в моем нынешнем возрасте мне незнакома усталость. Я всегда и везде могу крепко спать четыре или пять часов, после чего чувствую себя совершенно отдохнувшей.

Но вернемся к школе. Теперь я каждое утро вставала около половины седьмого. Мои бабушка и мать составляли мне компанию за завтраком.

Когда я приходила в школу, то усердно зубрила свой английский. Мы начали с алфавита, получая множество заданий на дом. Было не так просто, как мне казалось. Когда в половине первого заканчивались занятия в школе, мне нужно было спешить, чтобы вовремя добраться в район Нихонбаси на уроки пения и игры на сялшсэне к господину Ёсидзуми.