Исповедь добровольного impotenta - [16]

Шрифт
Интервал

— А как же книги? — пыталась поддерживать разговор Клара.

— А давайте сделаем вот что, — заговорил я пободрее, зашел в зал, отставил пульверизатор и осмотрелся. — Мы сдвинем все полки сначала в один конец зала. Затем освободившуюся часть застелем газетами, и я побелю над ней потолок. Потом все наоборот. Идет?

— Но ведь полки тяжелые! Как вы будете их двигать?

— В армии главным двигателем является приказ!

С этими словами я подошел к телефону, что стоял на столе, и набрал номер замполита части.

— Майор Коновал слушает, — послышался хмурый голос.

— Говорит рядовой Веденеев! Разрешите доложить, товарищ майор?

— Ты что, уже побелил?

— Никак нет. Нужно полки с книгами передвинуть. Одному мне не справиться, товарищ майор.

В трубке повисла пауза.

— Да… слушай, я и забыл, что там книг полно. Ладно, сейчас пришлю тебе пару гавриков с губы.

Я положил трубку и заулыбался.

— А давайте мы с вами пока чаю попьем, можно? — спросил я.

— Конечно, — ответила она и наконец-то спрыгнула с подоконника, пойдемте в кабинет.

Пока два арестованных военных-шофера, схлопотавшие пять суток за употребление спиртных напитков, под окрики Чуба двигали в зале полки с книгами, мы пили чай с карамелью и беседовали. Я был поражен. Клара знала все и обо всем. Я забыл всякую предосторожность и развесил уши. Начали мы с музыки, потому что я объявил Кларе о своих занятиях в музыкальном училище. Она поведала мне о причудливой и трагической судьбе Бетховена, о толстом и некрасивом Шопене, о горьком пьянице Мусоргском. Да, она умела рассказывать о чужих страданиях, наверное потому что сама жила в вечных муках.

На следующий день, пока те же лица делали перестановку декорации, в кабинете шло второе действие закрутившейся драмы. Мы говорили о поэтах. Вот пал на Черной речке Пушкин, вот вздернулся в «Англетере» Есенин, вот Маяковский пустил себе пулю в сердце, а на авансцену уже выходила Цветаева с неминуемой петлей на шее, когда в дверь просунулась чубатая голова Чуба:

— Готово вже! — съехидничала голова.

И был день третий. Я уже промыл и свернул свой пульверизатор. Оставалось только развесить шторы. Пододвинув к окну стол и установив на него стул, я влез на верхотуру. Клара с утра была суетлива и бестолкова. Она ходила за мной и, казалось, вовсе не понимала, о чем я ее спрашиваю. Это напряжение передалось и мне. Я потянулся к гардине, наступил на штору и… Рухнул. Клара взвизгнула и упала рядом. Я выбрался из-под шторины и наткнулся на ее бледное лицо.

— Клара, похоже что-то упало?! — попробовал отшутиться я и… погладил ее по щеке.

Зачем я это сделал?

Клара уткнулась в мою ладонь и заплакала.

— Да я даже не ушибся, Клара! Ну, правда. Вот посмотрите, я хожу, прыгаю, стою на руках. Клара, ну, не надо… Клара…

Вдруг она резко оборвала рыдания и посмотрела мне в глаза. Я обомлел.

— Игорь, а вы смогли бы…

— Что?

— У меня дома побелить потолок.

— Я?!

— Да вы.

— А у вас что, не белено?

— Нет.

— Но ведь я на службе, как я…

— Я договорюсь с Коновалом.

Ее неожиданная и резкая решительность загипнотизировали меня.

— Конечно, Клара, я все сделаю, — сказал я, слабо улыбаясь. — А вы расскажете мне о Ван Гоге.

Прошла неделя. Я уже почти успокоился, как вдруг:

— Веденеева к замполиту! — пронеслось по роте поздно вечером в пятницу.

Я почистил зубы, застегнул крючок на воротничке, подтянул ремень, расправил гармошку на сапогах и отправился в штаб.

— По вашему приказанию…

— Проходи, садись, — оборвал мой доклад майор Коновал.

В кабинете, отделанном деревом, было уютно. Пахло коньяком и дорогими сигаретами. Я прошел и сел насупротив.

— Куришь? — спросил Коновал и двинул в мою сторону пачку «Мальборо».

Я недавно бросил из-за обострившегося гастрита, но даже если бы у меня была язва… Короче, мы закурили.

— Из дома пишут?

Я поперхнулся:

— Мгу.

— Как там у них?

— Все нормально.

— Девчонка пишет?

— Уже нет.

— Причины?

— Замужество.

— Ясно.

Коновал бросил в пепельницу фильтр — все, что осталось от сигареты после пары затяжек — и выложил оба своих кулака на полированную поверхность стола. Кулаки были большие и розовые. Коновал, вообще, весь был большой и розовый, а волос на голове желтый.

— Не буду темнить, Веденеев, на тебя выписана… увольнительная. На субботу и на воскресение. Получается на два дня. Задача простая — побелить потолок у библиотекарши на квартире. А теперь поговорим как мужчина с мужчиной. Скажу прямо, человек она, конечно, что и говорить, башковитый. Но сам понимаешь, как-никак, но она, вроде как, еще и женщина… Короче, сынок, действуй по обстановке. Понимаешь, ситуация вышла из-под контроля, теперь все от тебя зависит. От твоей, если можно так выразиться, человечности.

Коновал вспотел. Я совсем засмущался от его, если можно так выразиться, мучительно-серьезной доверительности.

— Ну, уяснил задачу?

— Так точно, товарищ майор, — пролепетал я.

— Молодец… Как звать-то тебя?

— Игорь.

— Иди, отдыхай, Игорек, — сказал майор Коновал и протянул мне свою пачку «Мальборо».

До дембеля она будет храниться у меня в тумбочке.

Я весь испереживался, пытаясь уяснить себе, что же происходит — Клара не женщина, увольнительная не самоволка, я иду к ней белить потолок, но она ведет себя не адекватно, вот и майор Коновал намекал на человечность ничего не сходилось! Обессилев, я уснул еще до отбоя и не раздеваясь. Меня никто не тронул. А утром разбудил сам старшина.


Рекомендуем почитать
Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Нора, или Гори, Осло, гори

Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.


Огненные зори

Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.


Дела человеческие

Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.


Вызов принят!

Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.


Аквариум

Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.