Исповедь булочника - [23]

Самое загадочное и малоисследованное из них — это так называемый «пробел в законодательстве». Именно в него юристы, словно кролики в норы, ныряют каждый раз, когда им задают конкретные вопросы, требующие конкретного ответа. Они ободряюще кивают, доброжелательно поглядывают на вас поверх своих модных лекторских очков и говорят, что на первый взгляд ваши доводы кажутся вескими, а позиция — вполне надежной. Правда, есть и кое-что внушающее сомнение, некоторая двусмысленность, ряд не вполне ясных формулировок, несколько лазеек — словом, все не так просто, как кажется непрофессионалу. Скоро выясняется, что как раз на ваше дело и приходится досадный «пробел».

Если в жизни вам пришлось достаточно часто сталкиваться с законодательством, то вы наверняка уже убедились, что в основном оно состоит из этих самых «пробелов», а также в том, что самое главное и высокооплачиваемое достоинство юристов — это умение забросать вас кучей непонятных терминов, не сказав при этом ничего определенного. Но иногда во всем этом тумане появляется некоторая ясность — это происходит в тех случаях, когда ваше дело в точности совпадает с каким-нибудь другим, по которому лет пятьдесят назад было принято решение, ни разу с тех пор не оспоренное. Тогда ваши адвокаты, торжествуя, хватаются за свое второе тайное оружие.

Прецедент! Какая чудесная, ясная, конкретная вещь, так эффективно экономящая силы и время. Когда юрист не знает, что сказать, он начинает рыться в прецедентах. Когда хочет отправить оппонента в нокаут — ссылается на прецедент. Когда не соглашается с каким-нибудь законодательным новшеством — вопит, что ему не было прецедентов. А собственно, что такое прецедент? Всего лишь чье-то мнение, пусть и освященное временем, но всего только мнение. Тем не менее «прецедент», вероятно, самый популярный термин в словаре юристов и любим ими даже больше, чем «пробел в законодательстве», потому что позволяет действовать решительно и при этом не нести никакой ответственности за решения.

Но довольно рассуждать об извилистых и темных путях юриспруденции. Вместо этого давайте перейдем к вопросу гонораров и почасовой оплаты, поскольку именно этот пункт вызывает у общества самую жгучую ненависть.

Всем нам приходилось читать о миллионных процессах, ведение которых обошлось сторонам в сотни тысяч. Но эти цифры кажутся нам такими же нереальными, как объявленный дефицит бюджета, и потому мало кто принимает их всерьез. Однако они наглядно иллюстрируют присущее адвокатскому племени стремление извлечь из ситуации все возможное. Только не подумайте, что они делают это ради наказания виновных или торжества правосудия. Просто они так устроены.

Инстинкт велит им содрать с клиента все до последней нитки, и они ничего не могут с этим поделать. Сумма иска при этом не имеет значения. Если ниток уже не осталось, дело может дойти до органов. Мне самому как-то пришлось выложить двести пятьдесят долларов за чашку кофе и десятиминутную беседу, но она хотя бы происходила в офисе. А вот моему другу выставили счет за телефонный разговор, в котором он всего лишь пригласил своего адвоката в ресторан. Не знаю, пришлось ли ему оплачивать время, которое юрист потратил, поедая за его счет обед, но не удивлюсь, если узнаю, что так оно и было.

Я не могу привести вам точных цифр, но из осведомленных источников знаю, что рост числа юристов у нас значительно опережает рост народонаселения. Они плодятся как кролики, и очень скоро вся страна станет напоминать некоторые районы Лос-Анджелеса, где число адвокатов и сейчас превышает число людей. В самых богатых семьях станут держать домашних поверенных, как держат горничных и кухарок. Любимым развлечением народных масс будут уже не бейсбол и футбол, а судебные тяжбы. «Берлитц» откроет курсы юридического жаргона. Вот таким я вижу наше будущее, и оно мне нисколько не нравится.

На какую сторону причесывать?

Думаю, из всех больших и малых унижений, которые нам приходится испытывать в жизни, визит к портному может по праву считаться самым болезненным и дорогостоящим. Особенно если этот портной творит в Лондоне и представляет целую династию, когда-то шившую бриджи для лорда Нельсона и муаровые кальсоны для принца-регента. Величественные и надменные, с царственной осанкой и затянутой в корсет шестнадцатидюймовой талией, они поджидают своих невинных жертв в окружении дубовых стенных панелей и вставленных в рамку счетов за фраки Оскара Уайльда (скорее всего, так и не оплаченных).

Они вежливо, но с явным неодобрением осматривают вашу фигуру в надетом по такому случаю лучшем костюме и обнадеживающе замечают: «Хм, надеюсь, мы сможем сделать что-нибудь получше».

Разделавшись таким образом с костюмом, мучители переходят к вашим физическим недостаткам. Тут они предпочитают действовать дуэтом: один ходит вокруг вас с сантиметром и время от времени отпускает оскорбительные замечания, а второй заносит их в толстенную книгу, где уже увековечены дефекты множества ваших предшественников. При этом они вовсе не ставят задачи вас обидеть — просто действуют так, словно перед ними находится глухой, неодушевленный и мешковатый объект, который надо по возможности элегантно задрапировать.