Испорченная - [20]

Он повернулся на своем сиденье и, нахмурился, старик с кожей цвета чая с ромашкой.

— Я заплачу,— заверила я его, потом выпалила знакомый адрес.— Когда доедем до дома,— добавила я зачем то.

Он наморщил лоб, прежде чем повернулся к рулю и включил счетчик. Город сам по себе к Бостону присоединил Борхарст — местные называли его «Кабан» — который находится на южной окраине Бостона в области метро.

Флэтс находился на северо-востоке с низкой арендной платой недалеко от судоходных каналов. Промышленный, наполненный «синими воротничками», абсолютно лишенными обаяния. В течение дня, монотонность унылых фасадов нарушалась всплесками размытых цветов — в прачечной развешивались для просушки детские игрушки, треснутые и брошенные цветы в горшках, пробирающиеся к солнцу. Ночью, вся территория была однотонной. Я села в такси, и наблюдала за черно-белом пятном.

Поездка была в значительной степени монотонной, и в десять пятнадцать в понедельник вечером движение было свободным. Я прислонилась к обивке, стараясь не обращать внимания на ад и проклятие засевшей занозы в моей ноге. В конце концов, я не нарушила обещания не ездить в Флэтс, верно? Все о чем я говорила было то, что я не буду говорить Роуз, что произошло со мной.

Я ни разу не сказала, что даже не взгляну на нее.

— Сюда,— сказала я, наклоняясь вперед, указав на следующий выход с шоссе.— Потом налево и направо на свет.— Я указывала дорогу и такси неслось по темным улицам к жалкому району, который был моим домом в течение многих лет.— Все спокойно,— сказала я, когда мои глаза посмотрели на серые двери, прикрывающие невзрачный дом.

Когда-то давно серый был отделан ярко-синим, и двор был переполнен цветами. Но это было давно, когда моя мать была еще жива. Теперь двор за забором был пыльным. Две урны стояли, как часовые, один по обе стороны крыльца, переполненные бутылками из-под виски и банками пива. Единственный плантатор — теперь ржавый и сломанный — стоял тут как доказательства того, что жители не пытались вдохнуть жизнь в мрачный двор.

Я ухаживала за лилиями и пыльными розовыми розами сама. Не типичная плата для контейнерного сада, но я не стремилась к эстетике. Растения были моими и моей сестры, и Роза могла смотреть за ними даже тогда, когда меня не было дома. Это то, что напомнит нам обоим, что даже если я была далеко, мы всегда будем вместе.

Я не могла предложить доказательств больше. По крайней мере, у меня была уверенность, что я закончила с Лукасом Джонсоном, и это меня успокаивало. Но у Роуз, моей сестры, ничего не было.

Я расплатилась с водителем и вышла из машины, потом, стояла на тротуаре, пока он не уехал. В доме было темно, и я не была уверена, что намеревалась сделать. Моя гордыня и решительность отступили, оставив меня наедине с чувством вины.

— Ну хватит, Лил,— прошептала я.

Затем я сделала глубокий вдох, открыла ворота и двинулась к двери. Почти в одиннадцать, вокруг было тихо. Поздно, но не достаточно, чтобы я ушла, особенно потому, что увидела отсвет и тени от телевизора, играющие за матовым стеклом входной двери.

Я подняла руку, глубоко вздохнула, и постучала четыре раза в дверь. Нет смысла звонить в звонок — он был сломан много лет назад.

Сначала я ничего не услышала. Потом кто-то пересек телевизор, временно интерьер дома и крыльцо погрузились в темноту. Я вздрогнула, мою кожу покалывало, когда развернулась спиной к улице, и я была уверена, что за мной наблюдают. Ничего не выскочило из темноты и жуткие золотистые глаза не смотрели из-за кустов. Если кто-то ждал там, чтобы затащить меня вниз, в ад, по крайней мере, он был достаточно вежлив, чтобы позволить мне закончить свое дело.

По-прежнему невозмутимая, я повернулась спиной к двери, затем выдохнула, когда она распахнулась, и обветренное лицо моего отчима посмотрело на меня.

— Кто? — Спросил Джо, купая меня в аромате бурбона.

Я сглотнула и сжала кулаки, решив, что не дотянусь до него.

— Я… я… Роуз дома?

Его глаза сузились, потом он отошел, позвал мою сестру из коридора, сделав шаг назад к углу, ни разу не обернувшись, чтобы взглянуть на меня снова.

Я переминалась в дверях, не зная, что делать. Мое сердце съежилось и затихло. Я хотела уйти, боясь, что сделала ошибку, приехав сюда, потом остановилась, когда моя сестра появилась в поле зрения. В четырнадцать лет ее кожа выглядела настолько болезненной, что можно было дать ей пятьдесят. Темные круги окружали ее глаза, и двигалась она с жуткой настороженностью. Синяки оставленные Джонсоном на ее хрупкой коже исчезли, но моя сестра была еще порченым товаром, и это знание сидело, как свинец в моем желудке. Она не исцелилась и не стала счастливее. Джо еще не дотягивал до стереотипа отца года.

Моя жертва не сотворила чуда в ее жизни.

Я сказала себе, что прошло только сорок восемь часов, с тех пор как я ушла, чтобы убить Джонсона, и что ничего бы не изменилось за столь короткое время. Я сказала себе, что Роуз нужно время смириться с моей смертью, и что Джо нужно время приблизиться к стереотипу. Через месяц или два все наладится.

Я сказала себе, что чушь это все.

— Кто вы?

— Я… Алиса,— сказала я, засовывая руки в карманы джинсов, чтобы не броситься обнимать ее. Я подождала, пока не уверилась, что смогу сдержать слезы, а потом добавила: — Я была подругой вашей сестры.