Исполни волю мою - [10]

— Так Вы поможете нам связаться с главным редактором? — мне стало неловко покушаться на Левино страстное желание оказать Елене протекцию напрямую.

Он кивнул и полез в нагрудный карман за визиткой.

— Нам необходимо будет обсудить с ним некоторые вопросы. Главным образом, авторское право и, разумеется, оплату труда.

— Да, конечно! Вы можете встретиться с ним завтра утром, я всё устрою. Скажем в девять? В десять у него планёрка.

Я положила очки в очечник, звонко захлопнула крышечку и по привычке потёрла переносицу:

— Боюсь, что завтра не получится, утром по крайней мере. Поскольку лично вы назначили мне здесь аудиенцию на предмет профпригодности.

Он поморщился и стукнул себя по лбу:

— Ах да!.. Можете не приходить завтра. Приходите через день с документами. Считайте, что приняты…

Я выключила бурную радость в финале. Аплодисментов также сорвать не удалось. Мы попрощались с растерянным Львом и поспешили к выходу.

— Аня! Только запаситесь обувью на высоких каблуках, — решил он напоследок реабилитировать поникшее достоинство.

Я не возражала. Лёхин потный образ помутнел в закромах памяти, как прошлогодний прелый лист под снегом. Выйдя на улицу, я обернулась и схватила Лену за руку. Прямо над входной дверью красовалась вывеска "Бар Мефистофель" и хитрая бородатая физиономия, ухмыляясь в усы, коварно подмигивала прохожим. Как я не заметила её раньше? Второй раз в жизни старикан Мефисто вмешивается в мою жизнь! И что-то мне подсказывало внутри — не последний.

А уже летом я привела Елену в новую квартиру, которую на свои кровные сняла и отремонтировала. Для нас… Единственную комнату нам оклеили бежевыми обоями, это любимый Ленин цвет. Телесный шелк, расписанный цветами и бабочками в пастельных тонах: желтых, розовых, голубых. Они почти сливались с основным фоном, и эта недосказанность будила фантазию. Кухня была светло-голубой, однотонной, и лишь по центру все стены опоясывало панно на фруктовую тему: бананы, персики, виноград в плошке и вольно раскиданные куски дыни. Коридор был отделан песочного цвета пластинами с выступающими рельефными узорами по углам. На мебель и люстры денег не осталось, но это дело наживное, главное — стены и крыша над головой. Лена пришла в восторг. Её радость не омрачил даже совмещенный санузел: "О чем ты говоришь!!!" — и закружила меня по квартире в диком вальсе, напевая, что цветовое решение — апофеоз её мечтаний. Кто бы сомневался…

Елена упросила меня взять на новое место жительства кошку Дусю, мол, есть такой обычай: кошка должна перешагнуть через порог первой. Вряд ли этот предлог был главным для Дусиного переезда. Наша бабуля кошку не жаловала, потому что та брезговала ловить мышей. Мы её прикармливали колбаской, рыбкой и сыром, Дуся никогда не отказывалась разделить с нами трапезу. Она быстро к нам привязалась, в основном к Лене, и частенько спала у нас в комнате на стуле. А по утрам, деликатно дождавшись нашего пробуждения, тихим "мяу" отпрашиалась на улицу по своим кошачьим делам. Мне кажется, бабка, занятая поиском новых квартиросъёмщиков, и не заметила Дусиной пропажи. А мы её попросту украли…

Первые два дня мы все трое спали на полу. Затем по междугородней линии Лена вызвонила папу и пригласила в гости на новоселье. Он не замедлил приехать и посвятил нам целых полтора дня. Без нашего согласия не вмешиваясь ранее в житьё-бытьё, он получил такую возможность сейчас и провёл ревизию по полной программе. Осмотрел по-хозяйски квартиру, побывал в университете и с любопытством полистал первые куцие публикации дочери в незнакомом женском журнале. Уже теперь я с гордостью осознаю, что мы порадовали этого большого и важного человека. Год "пробарахтались" сами, не утонув в нищете, не ударились в пьянство и загул, не пошли по рукам и не подсели на иглу. Напротив, мы добились некоторых успехов в труде, продолжая грызть гранит науки, и даже смогли сами обеспечить себя приличным жильём.

Дяди Борина радость, естественно, была неголословной. Он поставил нас "на довольствие", и в качестве "доппайка" обещал помочь с мебелью. Кстати, на новоселье он приехал не с пустыми руками: кухонный комбайн и йогуртница от тёти Юли, пуховое одеяло от себя и плетёная корзина с котом Моней от них обоих. Дело в том, что Монина длинная шерсть вызывала аллергический насморк у Сабинки, а усыплять красавца рука не поднималась. Наша Дуся отнеслась к Моне совершенно равнодушно. И правда, что взять с кастрированного, пусть и перса? Он же, напротив, отсиживался в корзине, настороженно следя за её променадом по квартире, а откушать к миске выбирался, когда на кухне никого не было. Стоило нам переступить порог, тут же ретировался к спасительной плетёнке. По этим окопным пряталкам и вороватости угадывалась прошлая жизнь кота возле маленькой девочки, которая в своей младенческой любви не знала пощады.

Недолго Моня и Дуся пребывали вдвоём. По мере заполняемости дома мебелью в ряды кошачего коллектива влилась Маня. Она приехала к нам с кухонным гарнитуром от Лениной бабушки Эммы Эрнестовны, родной мамы дяди Бори. Колоритная персона, скажу я вам. Все, кроме сына, звали её Эммой. Ухоженная и элегантная, бабуля хитро грозила старости наманикюренной фигой, гордо оправляя седые волнистые пряди, заколотые пышным шиньоном. Декоративная косметика на её лице лишь подчеркивала красоту зрелой женственности, а возрастные недостатки Эмма ловко маскировала с помощью нехитрой галантереи: дряблую кожу шеи — кружевами и газовым шарфиком, венозные узлы на ногах — эластичными чулками. Дядя Боря величал мать на французский манер — "мамон" с характерным прононсом.