Испанский сон - [321]

— Ну, — подтвердила Ана, мелко рубя на деревянной доске укроп, немножко тимьяна и маленькую луковицу.

— С другой стороны, — продолжала Вероника, — где-то рядом — совершенно обратное. Какой-нибудь бандюга… подонок, зверь… втыкает в другого ножик, такой же, как сейчас у тебя в руке — и все, и плакали бесценные сокровища неповторимой личности… Или даже хуже того: он говорит, давай деньги, а нет — изнасилую твою жену… Какой парадокс! Эфемерные движения глубоких душ по соседству с этими животными позывами примитивных тварей…

— Вряд ли животными, — заметила Ана, помешивая в большой кастрюле похлебку-cocido, — не знаю, насилуют ли друг друга животные, но денег уж точно не вымогают.

— Ну, ты меня поняла.

— Я поняла, — сказала Ана, засыпая в кастрюлю порубленные овощи. — Думаю, ты путаешь психологию и мораль; как бы по-разному не выглядели действия бандюги и занятого пиписькой мальчика, оба они в принципе заняты одним и тем же.

— Как это? — ахнула Вероника.

— Очень просто — оба хотят насладиться… Из той же серии все, как ты выразилась, грязное белье наших душ.

— Ты сравниваешь нас с бандюгой?

— По глубине души — да.

Вероника помолчала.

— Я еще могу допустить глубину страшной, извращенной души какого-нибудь садиста, — брезгливо сказала она, — но если он убивает, чтобы попросту набить брюхо? чтобы спастись? Этак, чего доброго, ты найдешь глубину души и в амебах, поглощающих друг друга!

— Неужели ты веришь, — с удивлением спросила Ана, оборачиваясь от плиты в сторону Вероники, — что бандюги убивают от голода?

— Не всегда; но есть же выражение — голодный бунт.

Ана покачала головой и улыбнулась.

— Даже когда какие-нибудь отчаявшиеся люди сбиваются в толпу и идут убивать, всегда отыскивается кто-то главный, кто их ведет. Они думают, что идут за кусок хлеба, а на самом деле они идут за его власть. Можешь мне поверить; я изучала не только всесильное учение… Власть, деньги, всякие идеи и так далее — лишь разные пути к истинной цели, каковой является… что?

Она вновь отвернулась к плите, зачерпнула ложкой cocido, понюхала, попробовала и, зажмуривши Глазки, издала сладкий стон.

— Вот оно… на-слаж-де-ни-е!

— Сексуальное?

— Ты про cocido? — уточнила Ана. — Вот это уж я не знаю; в психоанализе я — полный ноль.

Со стороны прихожей послышались звуки, и на кухне возник Филипп — шумный, резкий в движениях; бросил озабоченный взгляд в сторону плиты; оценивающе дернул носом; узрев Веронику, махнул рукой; чмокнул Зайку в губы, протянутые навстречу.

— Привет, — сказала Вероника. — Фил!

— Ась?

— Скажи: ты мог бы убить кого-нибудь с голодухи?

— Сейчас — запросто. Что у нас? Пахнет хорошо.

— На первое cocido, а на…

— Можно не продолжать, — сказал Филипп, — иначе я лишусь сил от предстоящего наслаждения.

Вероника и Ана переглянулись.

— Что-то ты больно веселый, — заметила Ана, накрывая на стол. — Нарежь хлеб, Вероника… Выпивал? Ну.

— Это плохо?

— Я так не сказала. Есть новости?

— Новости теперь каждый день.

— Белая полоса?

— Тьфу, тьфу, тьфу! Но сегодня новость особенная.

Ана вопросительно посмотрела на мужа.

— Помнится, как-то мы обсуждали, — начал Филипп, медленно вытягивая из себя слова, — не съездить ли нам кое-куда между делом… не повидаться ли кое с кем для разнообразия… По-моему, речь шла о ребенке. Да, точно. Когда же это было… месяц назад? Или месяц с небольшим? Во всяком случае, до полета Вальда.

Лицо Аны сделалось напряженно внимательным.

— Кажется, разговор был отложен. Или?.. Да, припоминаю, что был отложен из-за недостатка…

На лице Аны отразилось крайнее нетерпение.

— …вот только чего — времени или денег?

Ана трахнула Филиппа кулачком по спине.

— Какой ужас! — воскликнул Филипп. — Вероника, ты присутствуешь при разнузданной семейной сцене.

— Прекрати, — строго сказала Ана. — Когда?

— А когда ты могла бы?

— Завтра.

— Завтра так завтра, — развел руками Филипп.

— Шутник, — разочарованно сказала Ана. — Ну и очень даже неумно… если не сказать больше…

Филипп взял с подоконника телефон и потыкал пальцами в кнопки.

— Сашулькин! — обрадованно сказал он. — Спишь небось? Слушай, а когда ты вообще учишься? Какие каникулы? Ах, вот как… а я и забыл… Нет, не за тем. Если я скажу зачем, ты упадешь. Как же, как же, падали и с диванчиков… А ты угадай. Ну-у, это неинтересно. Это ты как-нибудь самостоятельно, лет через… А то, что решили мы с мамой сделать тебе инспекцию. Мама хотела бы завтречка… ты как — не прочь? Найдешь для нас времечко? Да, это вопрос; но раз каникулы… почему бы не проехаться по дорогам, как в старину…

Он потрепался еще пару минут в том же духе и закончил разговор. Ана набросилась на него с горячими поцелуями. Вероника почувствовала себя лишней, несчастной, брошенной, и тут же усовестилась за свой эгоизм. Ана, завершив изъявление благодарности мужу, вспомнила о ней, глянула в ее сторону и тепло улыбнулась. Что ж, подумала Вероника, разлук в жизни не избежать… Как это романтично — разлука! тоска! Успела бы только Зайка поговорить с Мариной… конечно, успеет: не будет же она без Марины собираться в путешествие.

— Все же, — полюбопытствовала Ана, — на сколько?

— Это нужно подумать, — сказал Филипп.