Испанский поход - [4]

Сам Федор, пару раз посетивший рынок вместе с Юлией и сыном, отдавал должное своим новым соплеменникам, этому предприимчивому народу купцов и мореплавателей. Не успела армия войти в город, как из Карфагена уже приплыло несколько торговых караванов с товарами, хозяева которых не испугались даже боевых римских кораблей, которыми еще кишели окрестные воды. Еще не успели стереться из памяти недавние сражения за каждый квартал, а здесь уже разворачивали свою деятельность посланцы купеческого сообщества метрополии, занимая разрушенные лавки греков. Федор невольно вспомнил жадного Сандракиса, который теперь тоже, хоть и поневоле, стал одним из купцов «освобожденного» города. Чайка составил ему протекцию по старой памяти, как и обещал. Все-таки, если бы не его сгоревший корабль и личное участие, все могло бы обернуться куда хуже.

За две недели, прошедшие с момента решения судьбы Марка Акция Памплония Младшего, в доме на берегу залива многое изменилось. Юлия, явно обрадованная переездом, активно готовилась к новой жизни. За это время она смогла расширить, сломав одну из стен, и без того не маленький зал для приема гостей. Парадный зал, как она его называла. «Видимо, она надеется здесь устраивать приемы, – с опаской размышлял командир двадцатой хилиархии, глядя, как проявляет активность его гражданская жена, – с меня бы хватило, если бы местная знать просто признала в нас ровню, а там посмотрим».

Но Юлию такие мелочи уже не волновали. И к тому моменту, когда следовало провести церемонию обретения нового имени мальчиком, парадный зал был уже почти готов. Места обрушения выровнены и заштукатурены, а кое-где даже успели нанести роспись. Простой рисунок, изображавший цветущее поле.

– Ну вот, – заявила Юлия, разглядывая свой первый успех, – теперь здесь может поместиться человек тридцать даже со слугами. Конечно, это не мое обширное имение под Римом, но тоже не плохо.

– Потерпи немного, дорогая, – обнял ее Федор, приблизившись сзади, – ждать осталось не долго. Пройдет месяц, может быть два, и ты вновь сможешь устраивать пиры в своем имении под Римом. Уверен, на днях Ганнибал отдаст приказ о наступлении. Мы быстро сломим сопротивление легионеров и станем хозяевами города, а с ним и всей Италии.

Услышав об этом, Юлия почему-то не очень обрадовалась.

– Я не хочу его больше видеть, – вдруг заявила она после недолгого молчания.

– Почему? – удивился Федор, нежно целуя ее в щеку. – Ведь там мы с тобой впервые встретились.

– Там пролилось слишком много крови невинных людей, – пробормотала Юлия, высвобождаясь из объятий и направляясь на второй этаж, где находилась спальня, – я больше не смогу там спокойно жить и растить сына.

– Тогда мне придется его разрушить, – также тихо проговорил Чайка вслед своей любимой, когда она уже поднялась на верхний пролет полукруглой лестницы, – чтобы оно больше не досаждало тебе.

Но Юлия его, к счастью, уже не слышала.

Церемония обретения нового имени прошла в новом храме Астарты на берегу залива, похожем на большинство других, – открытой площадке с алтарем и жертвенником в центре, окруженной стелами. Никого, кроме родителей, самого «новорожденного» Бодастарта и жрецов, на ней не было. Федор не хотел шумихи. Пока горел огонь и жрец произносил свои заклинания, Федор с некоторым страхом рассматривал большую, искусно отлитую из бронзы статую, изображавшую божество с вытянутыми вперед руками. Прямо под руками находился еще один очаг, который сейчас был потушен. Чайка видел несколько похожих статуй в храмах Карфагена и не мог не знать, что в дни суровых испытаний было принято приносить своих детей в жертву, чтобы умилостивить богов. Чаще всего это были младенцы. Их клали на руки статуи и разводили внизу огонь. Считалось, что только после таких жертв бог становился к людям милостивым.

Федор перевел взгляд на смышленого мальчугана, который держался за руку Юлии, одетой в цветную тунику, как обычная финикийская женщина. Бодастарт, а Чайка теперь старался называть его только так, похоже, ничего не боялся. Он не плакал, а уверенно смотрел прямо на жреца, сквозь огонь и дым, поднимавшийся от жаровни.

«Хорошо, что он уже не младенец», – невольно подумал Федор и поймал себя на мысли, что даже для того, чтобы умилостивить верховное божество, он вряд ли бы смог пожертвовать собственным сыном. Скорее собой. Но взрослых финикийцы редко приносили в жертву. Разве что пленных воинов. Обычно богам жертвовали еду, питье, птиц и животных. А также деньги. Свои «твердые расценки» существовали на каждый ритуал.

Этому жрецу Федор заплатил десять мер серебра, а затем посвятил Астарте десять коров и двадцать коз и еще столько же Баал-Хаммону в другом храме, чтобы боги отныне охраняли и направляли его сына.

Когда церемония была закончена, они вернулись домой в сопровождении слуг, Федор первым делом поднял сына на руки и вышел с ним на террасу, с которой открывался отличный вид на вечерний город. Солнце уже садилось, обласкивая красными лучами побережье. Мальчик вел себя тихо, держась за шею отца.

– Смотри, Бодастарт, – нарушил тишину Федор, указав ему на город и гавань, полную кораблей, – теперь все это твое. А ты часть финикийского мира. Пройдет немного времени, мы все вместе сядем на большой корабль и отправимся в Карфаген, где у нас тоже есть дом. Ты должен увидеть этот город, лучший на свете. И твоя мать тоже должна его увидеть.