Испанский Парнас, двуглавая гора, обитель девяти кастильских муз - [12]

Мысль о собственном ребенке

Побудит его, быть может,

Разориться на пеленки.

Утверждать, что я родитель,

Неразумно и жестоко:

Истину тут распознает

Лишь всевидящее око.

Соучастник — да, пожалуй:

Был за мной грех любострастья,

Ах, к источнику отрады

Восхотел, увы, припасть я.

Пусть другие ищут гавань,

Мне ж вольней в открытом море:

Ведь когда тебя зачалят,

Век свой будешь мыкать горе.

Но, раз не совсем чужой он

И моей причастен плоти,

Верю в то, что поприличней

Вы отца ему найдете.

Я не себялюбец черствый,

Общего я не присвою:

Пусть уж для других родится,

Будь зачат он даже мною.

Всем и каждому «отцом» быть

Это надо быть прелатом;

Мне же честь и в том, что сводне

Прихожусь я сводным братом.

Писано тогда-то, там-то;

Подписи своей не ставлю,

Ибо сочиненьем этим

Вряд ли я себя прославлю.

Не надписываю адрес,

Веря, что письмо, однако,

К вам дойдет: вас в околотке

Знает каждая собака.

Перевод М. Донского

x x x

Те, кто в погоне за твоим товаром

Способны поднести лишь мадригал,

В ответ не удостоятся похвал,

Неблагодарность заслужив недаром.

Пускай зудят — мол, обрекаешь карам

Ты, как Далила, — что бы там ни врал

Ударившийся в выспренность бахвал,

Ты без даров не соблазнишься даром.

Все те, кто не из Марсова колена,

Тебя к любви лишь золотом склонят,

А нет его, — как ни склоняй колена,

Бессилен шквал стихов и серенад,

Пером не завоюешь Телемсена:

Амур — дитя и лишь подаркам рад.

Перевод Д. Шнеерсона

ОБЛИЧАЮ ЛЮБОВЬ

Слеп Амур, но в наше время,

В том поклясться я могу,

Все увидит, только стоит

Показать ему деньгу.

Кошелек открой — он зрячий,

Душу — слепнет, словно крот.

Ложью, плутнями любого

Ловкача он проведет.

Но теперь мальчишка дерзкий

Пусть нальет в колчан чернил,

У него давно писаки

Перья выдрали из крыл.

От весьма достойной пары

В мир явился сорванец:

Мать, рожденная из пены,

Грязный и хромой отец.

Маму выловил из моря

Сетью некий рыболов

Для трясения кроватей,

Уминанья тюфяков.

Эта славная сеньора

С кузнецом вступила в брак,

Но при этом обожала

За длину мечей вояк.

И сама была предоброй

Кузней: все, кому не грех,

В этом горне жар вздували

И качали этот мех.

Нас любовь дурит, дурманит,

Отнимает ум и честь,

Заставляет все до нитки

На ее алтарь принесть.

Так умильно умоляет

Верить, нежностью слепя,

И душой клянется, чтобы

Душу вынуть из тебя.

Вот ко мне она явилась,

Вздев невинности убор,

Скрыта платьем лиходейность,

Чист и целомудрен взор.

Хоть в желаниях скоромна,

Принимает скромный вид,

Хочет денег, денег, денег

И надеждою манит.

Честность тут лишь при посулах,

При расчете — плутовство:

Обдирает, словно липку,

Верующих божество.

Обещание блаженства

У нее горит в очах

Я не прочь, коль это даром,

Но за деньги я — монах.

На такие предложенья

Я машу в ответ большой

Сплошь обтянутою кожей

Бородатой булавой.

Но когда богами были

Пауки да мошкара,

Был Амур в великой силе,

То была его пора.

Он изрядно забавлялся,

Превзойдя всех шутников:

Юношей влюблял в скульптуры,

А девиц влюблял в быков.

Двух любовников однажды

В два яйца он превратил

И, одно сварив, глазунью

Из другого сотворил.

Он белянок в мавританок

Превращал, окрасив их

Лица черной шелковицей,

Как красильщик был он лих.

Одного глупца он сделал

Виноградною лозой,

Даму, что тянулась к гроздам,

Вмиг оборотил скалой.

Но ведь это — только малость

Из Амуровых проказ,

Коль припомнить все, до завтра

Я не кончил бы рассказ.

Перевод Л. Цывьяна

ИНАЯ ПЕСНЯ

И дни, и деньги, что терял с тобою,

Оплакиваю я с тоскою.

Марика, просто мочи нету,

Как жаль теперь мне и любой монеты,

Что отдал я тебе своей рукой,

И оплеух, оставшихся за мной.

Покуда ты была моя подруга,

Я думал, ты десятирука,

О трех утробах, шестинога

Так на тебя тогда я тратил много.

Но ты двурука, ног не боле двух,

Не разнишься ничем от прочих шлюх.

Тобою — я, ты — мною обладала,

Тебя ласкал — ты отвечала,

С тобой сливались мы в объятье,

Но нынче не могу никак понять я:

Какой закон велел, какой судья,

Чтоб ты — за деньги, но задаром — я?

Меня поносишь и клянешь сугубо,

Понеже обломала зубы:

Твои клыки не растерзали

Мне сердце — ведь оно прочнее стали.

Но ты в другом успела, видит бог:

Ты обескровила мой кошелек.

Пока я для тебя сорил деньгами,

Меня снабдила ты рогами.

Небось хотела ваша милость,

Чтоб наше счастье бесконечно длилось?

Голубушка, я больше не дурак,

Дороже поцелуя мне медяк.

Пусть кто другой тебе отныне платит

Глупцов еще на свете хватит.

Но помни, чтобы стать любимой,

Тебе самой любить необходимо,

Быть преданной и нежной — лишь потом

Тянуться можешь ты за кошельком.

Что ж, ощипала ты меня изрядно

Все это вышло мне накладно,

Вид у меня весьма унылый,

Спасибо, хоть ничем не заразила:

Ощипан я, зато не без волос;

Нос натянув, ты сберегла мне нос.

Но признаю, ты мне дала немало,

Ты много меньше обещала.

Отказом ты не обижаешь

И жеребцов отнюдь не объезжаешь

Нет, ты готова с каждым жеребцом

Со стариком готова и с юнцом.

Живи себе доходно, беззаботно,

Живи когда и с кем угодно,

Но после родов передышку

Позволь себе хотя б на месячишко.

Но, впрочем, мой невыполним совет:

У потаскухи передышек нет.

Перевод Л. Цывьяна

СТАРУХЕ, КОТОРАЯ НОСИЛА НА ЦЕПОЧКЕ ЗОЛОТУЮ ФИГУРКУ СМЕРТИ

Смотрю на вас я и в который раз

Теряюсь, Ана, в этой круговерти,

То вижу смерть я на цепи у вас,

То вижу вас я на цепи у смерти.