Испанский гамбит - [129]

– Полагаю, что да, сэр. Именно немцы.

Они подошли к следующей метке. В кронах деревьев распевали птицы, цвели тюльпаны, гладкая поверхность прудов отражала потоки солнечного цвета, порхали нарядные бабочки. Небо к концу дня приобрело ту исключительную кобальтовую синеву, которая столь редка в капризном лондонском климате. Впереди, в ста восьми футах от них, несколько фигур в костюмах для гольфа маячили на площадке номер три.

– Какой мерзавец этот Гитлер, однако. Ему уже удалось взбаламутить весь мир!

– Вы правы, сэр.

С. уложил мяч на метку, выбрал деревянную клюшку и стал не торопясь примериваться к удару, обхватив верхний конец паттера похожими на сосиски пальцами.

– Именно поэтому я и решил поставить вас во главе самой ответственной операции, Джеймс. Это непростая работенка.

Лицо Холли-Браунинга хранило полнейшую непроницаемость. Он ограничился кивком.

– Это серьезнейшее задание, Джеймс. Если вам будет удобно, можете взять с собой жену и дочерей. По крайней мере, не будете видеть Сент-Джеймсский парк с нашим МИ-шесть поблизости. Захватывающие дух перемены, Джеймс. Я посылаю вас управлять нашим филиалом на Ямайке. Черт подери, я вам откровенно завидую, Джеймс. Ямайка!

Проклятые колонии! Его отсылают в эти чертовы колонии! На вонючий остров, где одни ниггеры и обезьяны!

С. размахнулся. Мяч отскочил от метки, как-то странно взвился в воздух и тут же рухнул на землю, зарылся в песок и остался неподвижным.

– Черт! Черт! – принялся браниться С. – Я просто не создан для этой отвратительной игры. В любом случае, я полагаю, что должен буду поставить вашего приятеля Вейна во главе Пятого отдела. Это правильный выбор, как вы считаете?

Холли-Браунинг даже вздрогнул при мысли о том, что Вейн станет новым Пять-а.

– Прекрасная мысль, – невозмутимо ответил он.

– А юного Сэмпсона дам ему в помощь. Он будет Пять-б, неплохо? Он весьма неглуп; наверняка поладит с Лондоном, как вы считаете?

– Отлично, сэр, – отозвался майор, обращаясь к мячику. – Очень правильное решение, сэр.

Он отвел туловище назад, размахнулся, вложил всего себя в удар, почувствовав, что клюшка – номер четвертый с железной головкой – встретила упругое тело мяча с решительностью указа Сталина. Мяч – белая, почти невидимая в солнечном свете таблетка – взвился в воздух и со свистом устремился вниз, будто запущенный рукой Всевышнего. Он приземлился почти в самом центре зеленого квадрата, не более чем в двух футах от флажка с номером и стал описывать невероятные зигзаги над коротко остриженной травой у самой лунки.

– Боже правый, – едва выговорил С., – он упал прямо туда! Холли-Браунинг, вы видели, он упал прямо в эту чертову дырку!

– Да-да, попал прямо в лунку, сэр, – подтвердил Холли-Браунинг, передавая клюшку Дэвису.

43 Ангар

С каждым днем пострадавший становился все сильнее и крепче, поправляясь с замечательной быстротой. Уже через семь дней он был готов отправиться в путешествие. Такое стремительное выздоровление немало озадачило обучавшегося в Лондоне доктора, но для Павла Романова, человека, ставшего в какой-то степени экспертом жизненного пути Эммануэля Ивановича Левицкого, в нем не было ничего удивительного; он уже понял, что старый мастер – человек редкой выносливости и силы духа.

Но Левицкий продолжал хранить упорное молчание.

И вот, одним поздним вечером, его погрузили в машину «скорой помощи» и повезли в аэропорт Барселоны. Когда они туда прибыли, было уже далеко за полночь. Машина заехала в особый, изолированный ангар, расположенный на самых дальних подступах к аэродрому, в нескольких сотнях метров от терминала. Левицкого – насколько он мог различить суетящиеся силуэты в полумгле ночи – поразила царившая там бурная деятельность. Повсюду была размещена охрана из моряков-черноморцев, вооруженных немецкими автоматами.

Оказавшись внутри ангара, Левицкий продолжал сидеть, прямой, как штык, в своем кресле-каталке, с обернутыми одеялом ногами и парой черных очков для защиты травмированного глазного яблока от режущего света многочисленных ламп. Едва имея возможность шевельнуться – гипсовая повязка все еще стискивала плечи, – он сумел разглядеть контуры аэроплана и узнать модель. Это был самолет системы Туполева, четырехмоторный бомбардировщик, фюзеляж которого казался прикрепленным вверх брюхом, а шасси были такими примитивными, что больше напоминали колеса гигантского велосипеда.

– Знатная птичка, – хохотал Романов. – Как раз для таких крупных личностей, как мы с вами.

Им овладел приступ разговорчивости.

– Какая досада, что вы не в состоянии говорить, товарищ Левицкий. Мы вдвоем могли бы вести прелюбопытнейшие беседы. А теперь мне приходится стараться за двоих. Вы знаете, ведь этот аэроплан был специально модернизирован с целью совершения длительного перелета. Добавлены топливные баки, они установлены под крыльями и по всему фюзеляжу. Одна-единственная металлическая птица, которая способна долететь из Барселоны до Севастополя без дозаправки горючим. Потребовалось немало времени для того, чтобы подготовить нынешний полет!

Он заглянул в лицо старика, надеясь увидеть хоть тень любопытства, и поспешил убедить себя, что заметил ее.