Испанские братья. Часть 3 - [6]

— О, так Вы здесь из-за какого-то лютеранского еретика! Так ему и надо, — со злорадством закричал паж, — я надеюсь, ему крепко затянули винты!

Фра Себастьян быстро повернулся и отвесил пажу увесистую пощёчину. Неизвестно откуда взявшуюся горячность он смог приписать только непосредственной близости нечистой силы.

— Это искушение сатаны, — со вздохом произнёс он.

Паж, покраснев до корней своих раздушенных локонов, схватился за кинжал:

— Бездельник! Нищий францисканец! — закричал он, — ты об этом пожалеешь!

Но уже в следующее мгновение его озарила другая мысль, потому что он бросил кинжал, подхватил свой жилет, и бросился бежать в сторону дворца.

Фра Себастьян перекрестился и в полном замешательстве смотрел ему вслед. Неожиданная горячность прошла также быстро, как и явилась. Остался только страх.

Между тем, мать Луиса Абрего продолжала умолять, ей и в голову не приходило, что пощёчина может иметь для монаха дурные последствия.

— Святой отец, у Вас есть сердце, — говорила она, — не откажите несчастнейшей женщине на свете! Впустите меня, я паду к его ногам и скажу всю правду, мой бедный мальчик не имел никакого отношения к лютеранам, он добрый правоверный христианин, как и вся наша семья!

— Нет-нет, добрая женщина, боюсь, что я ничего не смогу для Вас сделать. Прошу Вас, покиньте владения кардинала, чтобы не пришёл кто-нибудь из его людей и не причинил Вам зла, да вот они уже идут!

Это была правда. Пробегая через портал, дон Алонсо окликнул нескольких праздно стоявших в тени деревьев прислужников кардинала, и некоторые сразу же поспешили в сады.

Но следует отдать должное фра Себастьяну, который прежде, чем ему пришла мысль побеспокоиться о собственной безопасности, повёл женщину к лодке и подождал, пока те не отплыли от берега. Затем он направился к жилищу дона Хуана Альвареса.

Он нашёл Хуана дремавшим в кресле. День был знойный, заняться ему было нечем, энергия его не находила точки приложения что, как оно нередко случается с темпераментными южанами, привело его к апатичности. От звука шагов он проснулся, увидев перед собой перепуганное лицо фра Себастьяна. Хуан быстро спросил:

— У Вас есть новости? Говорите скорее!

— Никаких, сеньор. Но я должен немедленно покинуть город.

Монах рассказал о том, что только что произошло, и с унынием закончил:

— Ай де ми! Я не знаю, что на меня нашло! На меня, самого сдержанного человека во всей Испании!

— Ну и что? — презрительно спросил Хуан, — я не вижу во всём этом ничего, о чём бы стоило пожалеть, кроме того, что Вы как следует не поколотили мальчишку, он этого явно заслужил!

— Но сеньор, Вы меня не понимаете, — вздыхал несчастный монах, — мне надо немедленно бежать! Если я останусь здесь на ночь, я завтра перед рассветом вон, где буду, — с мрачной гримасой он кивнул на крепость, вздымавшуюся на холме.

— Глупости! За пощёчину они не могут никого обвинить в ереси!

— Как это не могут, Ваша милость? Разве Вам неизвестно, что садовник Трианы несколько месяцев провёл в нижних подземельях, а преступление его состояло в том, что он у одного из лакеев слишком резким движением взял из рук жезл, и чуть расцарапал лакею ладонь.

— В самом деле? Тогда дела в нашем доблестном королевстве обстоят весьма блестяще. Нищенствующий карьерист Мунебрега, который даже под пытками не смог бы назвать имени своего прадеда, бросает наших сыновей и братьев — да смилуется над нами Бог — наших жён и дочерей, наших рыцарей и грандов в темницу и отправляет их на наших глазах на костёр. Ему мало наступать нам на шею грязным сапогом, ему ещё нужно, чтобы нас держали в повиновении его презренные пажи, и горе тому, кто воспротивится их наглости. Хотел бы я встретиться с тем мальчишкой и пересчитать ему рёбра… Но это глупости, я думаю, Вы правы. Вам следует уйти!

— И при том, — с унынием закончил монах, — я больше ничего полезного сделать не способен.

— Никто здесь не может сделать ничего доброго — сегодня нам нанесли последний удар, та бедная женщина, которая столько делала для него и иногда рассказывала нам о нём, тоже арестована.

— Что? И её схватили?

— Да. У этих дьяволов сострадание — худшее из преступлений. Девочка встретила меня сегодня. Случайно или нарочно, этого я не знаю. Она мне это и рассказала.

— О, Господи!

— Многие бы взяли на себя её наказание, если бы были способны совершить то же преступление…

Оба помолчали, потом Хуан сказал с печалью:

— А я хотел просить Вас, чтобы Вы ещё раз обратились к аббату…

Фра Себастьян покачал головой:

— Это бы ни к чему не привело, потому что между кардиналом и настоятелем в этом деле нет единодушия. Мало того, что настоятель далёк от того, чтобы иметь разрешение на самостоятельные действия, ему сейчас даже не позволено его посещать.

— А Вы? Куда же Вы-то хотите?

— Поистине, не знаю, сеньор! Я ещё не успел об этом подумать, но уходить мне надо!

— Я дам Вам совет — идите в Нуеру! Там Вы пока будете в безопасности. Если у Вас спросят, что Вы там хотите, то у Вас будет наготове ответ — я посылаю Вас с поручениями. Постойте, я напишу Долорес. Дон Хуан закрыл лицо руками и долго так просидел, предавшись нелёгким думам.