Испанская серенада - [106]

— Твой муж! Но как же… — Пилар запнулась, не в состоянии выразить словами мысль, которая породила смутный страх в ее душе.

— Рефухио? — Вдова добродушно засмеялась. — Тогда, на корабле, он был очень добр ко мне. Он понял, как я одинока, как оскорблена в своих лучших чувствах человеком, который женился на мне только ради того, чтобы заиметь законного наследника, а сам путался со своей мулаткой-экономкой. А потом Рефухио решил, что уже достаточно утешил меня. И его можно понять — он захотел свести нас с Энрике вместе. Это было не очень-то честно со стороны Эль-Леона, но удивительно мудро.

Может быть, подумала Пилар, Рефухио точно так же намеренно свел ее с Чарро? Что, если у него такая привычка — пристраивать кому-нибудь другому всех брошенных им женщин? Конечно, всерьез она не думала, что это может оказаться правдой, но если постараться убедить себя, то это поможет избавиться от угрызений совести.

— Получается, ты остаешься здесь?

— Да, верно. Несмотря на то что обещанными грудами золота здесь и не пахнет. Я предполагала, что вы мне все солгали про это. Не круглая же я идиотка. Но мне отчаянно хотелось убедиться в том, что я действительно сильная, как сказал Рефухио. И когда оказалось, что это на самом деле так, то больше всех удивлена была я сама. Да, апачи напугали меня до смерти, но все обошлось, потому что рядом был Энрике. И я не променяю его ни на какие сокровища. На этой земле мы найдем местечко, где будем пасти скот и растить детей. Когда-нибудь я стану старой и толстой, но это не изменит ко мне отношения моего мужа.

— И тебе этого будет достаточно? Ты никогда не будешь скучать по блеску Мадридского двора?

— Ну конечно же, буду! Когда-нибудь мне захочется кричать, топать ногами и оплакивать то, что я потеряла: друзей детства, шумные вечеринки, наряды и украшения. Я буду удивляться, как это мне в голову пришло такое — похоронить себя заживо в этой глуши. Но я всегда буду помнить, что Энрике нельзя возвращаться в Испанию. Он поймет меня, постарается рассмешить, и все сразу пройдет — я успокоюсь.

— Ты ждешь от него многого.

— Да, но он даст мне еще больше. Я получу смысл жизни.

— Чарро тоже станет хорошим мужем, — сказала Пилар, тряхнув головой.

— Не спорю. Но станешь ли ты ему хорошей женой, вот в чем вопрос.

Это было точно сказано. Пилар еще долго размышляла над словами Луизы уже после того, как та ушла. Конечно, она приложит все силы, чтобы справиться с ролью примерной супруги, но поможет ли это?

Была уже почти ночь, когда под окном Пилар раздался стон гитары. Она хотела убежать, спрятаться куда-нибудь от этих звуков, но не могла этого сделать. Ее будто завораживала мелодия старинной андалузской серенады, которую Рефухио пел в ту ночь, когда они впервые встретились в Севилье, а затем снова — на корабле. Эта песня пробуждала в ней воспоминания о фонтанах и лимонных деревьях в садах, залитых лунным светом, обо всем, что она так старалась забыть. Пилар казалось, она не вынесет этого, а Рефухио все пел и будто вкладывал в свое пение всю душу.

Пилар выбежала из комнаты на балкон и выглянула вниз, но никого не увидела. Кажется, Рефухио намеренно старался держаться в тени, чтобы не быть замеченным. Его звучный бархатный голос сводил Пилар с ума.

Поблизости никого не было. Чарро еще днем ускакал с отцом осматривать стадо, которое пасли чаррос-индейцы, и до сих пор не вернулся. Висенте, Энрике и Балтазар ушли к индейским хакале смотреть петушиный бой, который там сегодня устраивали. Хозяйка наблюдала за приготовлением позднего ужина на кухне. Донья Луиза была в своей комнате, где заканчивала вечерний туалет.

Пилар еще сильнее наклонилась с балкона, вглядываясь в темноту до боли в глазах, ее пальцы крепко сжимали перила. Затем она прошлась по балкону, высматривая внизу знакомую фигуру. Проходя мимо спальни доньи Луизы, Пилар попала в полосу света, который заставил золотом вспыхнуть копну ее медовых волос и словно растекся по ее лицу, плечам, по всей ее хрупкой фигурке, окутанной облаком легкого шелка. Донья Луиза не жалела свечей для своей комнаты. Ночной ветерок нес с собой запах степных трав, он шелестел листвой виноградной лозы, оплетавшей балкон. Издалека, оттуда, где стояли индейские хижины, доносились голоса людей. Но сейчас для Пилар существовала только музыка, которую Рефухио дарил ей.

Пилар дошла до конца балкона и повернула обратно, так и не обнаружив, где скрывается Рефухио. Он надежно спрятался от нее. Пилар вдруг захотелось, чтобы вернулись Чарро с отцом и дом наполнился шумом и смехом, чтобы донья Луиза наконец закончила прихорашиваться и вышла из своей комнаты поболтать с Пилар, чтобы сеньора Хуэрта позвала ее и попросила чем-нибудь помочь. Ну хоть бы что-нибудь случилось, лишь бы только не оставаться наедине с этой музыкой и с этим голосом.

Пилар подошла к своей спальне и вошла внутрь. Потом, повинуясь внезапному порыву, наглухо закрыла за собой дверь. Звуки песни затихли. Пилар больше ничего не слышала.

Она постояла минуту, прислушиваясь и пытаясь понять, закончил ли Рефухио петь или же дело в том, что толстые стены и массивная дверь просто не позволяют звукам проникнуть в комнату.