Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг. - [77]
Вскоре удивительный успех Исабель де ла Крус и Алькараса и распространение dejamiento во многих городах Новой Кастилии стали вызывать беспокойство у инквизиции, которая не так давно пережила период суровой проверки и вышла из него облеченная властью. Пока был жив Фердинанд, Святая палата находилась под строгим контролем короля, но в период регентства под защитой Великого инквизитора кардинала Сиснероса ей удалось расширить свою прежде ограниченную власть и установить прямой контроль над трибуналами. Усиление власти инквизиции и ее злоупотребления породили множество врагов, оказавших сильное давление на Карла V во время его первого визита в Испанию с целью проведения радикальных реформ. Однако от немедленных действий его отговорил Адриан Утрехтский, Великий инквизитор Арагона, а к моменту второго визита Карла было уже слишком поздно. Период между этими визитами стал временем быстрого распространения лютеранства в Германии, и инквизиция, которая на тот момент, казалось, покончила с задачей искоренения иудаизма в Испании, теперь видела в подъеме лютеранства новое обширное поле для своей деятельности. В результате, несмотря на продолжающиеся жалобы кортесов Кастилии, император решил оставить Святую палату в покое.
Тот факт, что в то время инквизиторы имели лишь самое смутное представление о природе лютеранства, заставлял их еще более ревностно стремиться разоблачать его в Испании. В ужасе от призрака ереси и угрозы восстания, нависшей над землями Германии, они были полны решимости предотвратить ее появление у себя дома. Это вело к еще большему ужесточению ортодоксальных норм, а также к усилению бдительности и преследованию малейших намеков на религиозное инакомыслие. При таких обстоятельствах святая инквизиция, естественно, обратила внимание на деятельность альумбрадос и в 1524 году арестовала Исабель де ла Крус и Педро де Алькараса по обвинению в ереси. За этими арестами в 1525 году последовало осуждение сорока четырех положений дехамьенто. В том же году был обнародован декрет инквизиции Толедо, осуждающий ересь Лютера. Несмотря на то что дехамьенто не считалось тождественным лютеранству (между ними действительно имелись фундаментальные отличия), инквизиция подозревала, что они тесно связаны, особенно с учетом того, что оба движения подчеркивали значимость внутренней религиозности в ущерб внешней обрядовой стороне. Следовательно, оставить dejamiento в покое означало бы создать большую угрозу для веры.
Святой палате не составило труда разобраться с альумбрадос, большинство из которых были простыми людьми, не имевшими влиятельных покровителей. Все, кто подозревался в принадлежности к альумбрадос, быстро отправились в заключение. Сеть раскинули так широко, что сначала в 1526-м, а затем в 1527 году на допрос в Алкала был вызван даже Игнатий Лойола, после чего ему на три года запретили проповедовать. С помощью этих методов за период до 1530 года движение альумбрадос успешно поставили под контроль, и за ним твердо закрепилась печать религиозного осуждения.
Однако в ходе кампании против альумбрадос Святая палата осознала, что у дехамьенто имеется гораздо более изощренный аналог в виде учения Эразма, которое в последнее время приобрело огромную популярность испанских интеллектуалов. Формально в доктрине Эразма, имевшей много приверженцев и при дворе, и в церкви, включая архиепископа Толедо, Альфонсо Фонсека и самого Великого инквизитора, архиепископа Севильи Алонсо Манрике, не было ничего еретического. Манрике и его друзья могли прикрывать плащом своего покровительства сторонников Эразма и способствовать изданию его книг в печатных мастерских Алкала, но даже они не могли добиться от узколобых ортодоксов уважения и терпимости к нему. Ортодоксы не любили и боялись учения Эразма по нескольким причинам. Считалось, что оно создает благоприятные условия для лютеран, подчеркивая – как и дехамьенто – внутреннюю сторону религии за счет внешней. И их подозрения подтвердились, когда были обнаружены контакты между такими приверженцами Эразма, как Хуан де Вальдес, и общинами альумбрадос. Разве могла пребывавшая во власти страхов инквизиция одобрительно смотреть на учение человека, который потратил так много времени и сил на обличение религиозных орденов?
Кроме того, возможно, существовала и другая, отчасти подсознательная причина ожесточенной ненависти к Эразму определенных ортодоксальных кругов Кастилии. Учение Эразма было чуждой доктриной, пользовавшейся поддержкой среди придворных и советников чуждого им императора. Движущей силой восстания комунерос стала ненависть к иноземцам и иноземным идеям, поэтому нет ничего невозможного в том, что неприятие доктрины Эразма в конце 1520-х стало продолжением кампании против иноземного влияния, присущей кастильскому восстанию в начале этого десятилетия. Монахи и духовенство, с таким энтузиазмом бросившиеся в ряды комунерос, боролись не только за сохранение свобод Кастилии, они боролись за сохранение той Кастилии, которую знали, Кастилии чистой веры, не отравленной ядом чуждых влияний. Несмотря на то что комунерос потерпели поражение, вполне естественно, что многие из их идей продолжали жить под защитой и поддержкой более консервативных членов религиозных орденов, являвшихся чрезвычайно могущественными структурами в Испании XVI века. Традиционалистам противостояли те представители университетов, церкви и королевской администрации, которых влекли свежие идеи из внешнего мира в то время, когда засовы на крепостных стенах, окружавших Кастилию, закрывались один за другим. Очарованные ренессансной Европой и воодушевленные недавно прибывшим в их страну иноземным двором, они решительно настроились держать эти засовы открытыми. Для них Эразм стал символом нового познания, куда более привлекательного, благодаря своему космополитичному характеру.
