Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг. - [53]

В proposition real (королевском предложении. – Пер.), зачитанном на открытии сессии епископом Палении Рисом де ла Мота, подробно освещалась тема империи, о которой он уже распространялся на сессии 1518 года, будучи епископом Бадахоса. В прошлый раз он уже объяснял, как империя обратилась к Испании за своим императором. И хотя он по-прежнему настаивал на универсализме империи и абсолютной необходимости отъезда Карла из Испании, теперь он, ссылаясь на императора, особенно отчетливо подчеркнул, что Испания является основой империи и что Карл вернется самое позднее в течение трех лет. Но даже идея об Испании как основе империи не смогла успокоить кортесы. Procuradores отказались поверить, что Карл когда-нибудь вернется, и большинство из них были не готовы одобрить субсидию, пока не будут рассмотрены их претензии. 10 апреля в надежде выиграть время, которое можно будет использовать, чтобы оказать персональное давление на каждого из procuradores, Гаттинара перенес сессию из Сантьяго в Ла-Корунью. Мера возымела некоторый успех, и большинство, в конце концов, одобрило субсидию, однако шесть городов по-прежнему упрямо отказывались это сделать. Получив то, что он хотел (хотя в действительности субсидия так и не была получена), Карл назначил регентом Адриана Утрехтского и 20 мая отбыл получать свое наследство. Но позади он оставил взбунтовавшуюся нацию.

Восстание комунерос, начавшееся в последнюю неделю мая 1520 года и продолжавшееся до поражения комунерос в битве при Вильяларе 23 апреля 1521 года, было запутанной историей, в которой недоставало сплоченности и сознания позитивной цели, но в которой в то же время отразилось, хотя и нечетко, глубокое недовольство и жгучее чувство национального возмущения. Это было, в первую очередь, движение против, а не за. И если комунерос вдохновляли какие-то конструктивные цели, то они состояли в сохранении прежней Кастилии, не затронутой опасными ветрами, с такой силой начинавшими дуть из-за границы. Несмотря на решимость историков XIX века представить это восстание как либеральное и демократическое, оно в основе своей было глубоко традиционалистским, как и требования, выдвигавшиеся самими комунерос. Восстание вспыхнуло, благодаря атаке на независимость кортесов, и желание восставших сохранить эту независимость придало ему, как минимум, отчасти характер конституционального движения. Но в их конституционных требованиях не было почти ничего радикального, кроме требования, что города должны иметь возможность собирать кортесы по своей инициативе каждые три года. Не было никаких попыток обеспечить кортесам законодательную власть, как и попыток усилить их за счет привлечения представителей новых городов. Главной заботой кортесов являлось сохранение традиционных прав, поэтому они сосредоточились на требовании, что procuradores должны оплачиваться городами, а не короной, и что им не могут приказывать являться с неограниченными полномочиями.

Таким образом, никто не пытался сделать кортесы Кастилии партнерами короны в работе по управлению страной, не говоря уже о продвижении идеи о кортесах, как возможном альтернативном правительстве. Какими бы радикальными ни были действия восставших по формированию революционной хунты, их намерения оставались консервативными. По сути дела, это движение носило оборонительный характер и было гневной реакцией на длительный период, в течение которого королевская власть, будь то Католические короли или кардинал Сиснерос, уничтожали многие традиционные вольности и прерогативы кастильских городов. Примечательно, что одно из требований, выдвинутых императору революционной хунтой в Тордесильясе 20 октября 1520 года, состояло в том, чтобы в будущем коррехидора, за исключением особых случаев, назначал сам город. Каким бы внезапным и полным ни был коллапс королевской власти в 1520 году, ясно, что с недавнего времени тяжелая рука правительства сильно придавила города.

Умеренный, по сути своей, характер конституционных требований восставших не давал оснований предполагать за этим восстанием ни каких-то глубоких чувств, ни насильственной формы, которую оно приняло. При всей важности недовольства муниципалитетов в глазах кастильского населения его существенно перевешивали другие проблемы, носившие более общий характер. Все знали, что король просил денег, и даже дважды на протяжении трех лет. Все знали, что иноземцы дочиста обирали страну, отправляя за рубеж корабли, груженные ценностями. Поведение фламандской свиты короля производило неизгладимое впечатление на всех, кто это видел, а на практике это были города Северной и Центральной Кастилии. Их чувства со всей решимостью высказал некий доминиканец, проводивший службу летом 1520 года в Вальядолиде: «В этом королевстве вы, ваше величество, истинный суверен и владетель. Но вы за деньги купили себе империю, которая не перейдет вашим наследникам. Вы довели это королевство до бедности, в которой оно пребывает, а ваши приспешники обогатились сверх всякой меры». Реальным толчком к восстанию стала жгучая ненависть к иноземцам и иноземному правлению, отбиравшему у страны ее богатства. Это национальное возмущение отразилось на требованиях революционной хунты, чтобы король жил в Кастилии, чтобы он не привозил никаких фламандцев, французов и других иностранцев, отдавая им посты в своем окружении, и чтобы все соответствовало обычаям «Католических суверенов, его дедушки и бабушки дона Фернандо и доньи Исабель».