Испанская хроника Григория Грандэ - [3]

— Буэнос диас, сеньорес! — произнес юноша, и старик, как эхо, повторил приветствие.

Гитарист сел на стул и легким движением тронул струны. В глубине гитары родились тихие звуки — музыкант заглушил их ладонью. Старик стал за его спиной. Едва заметным движением он надавил на плечи гитариста, и тот начал вступление. Тонкие ловкие пальцы быстро перебирали струны, полились звуки. Закончив вступление, гитарист заглушил ладонью последние звуки и тогда запел слепой. Его голос был глух, но приятен, мотив песни печален и необычен для нашего слуха слов мы не понимали.

Вокруг собрались жители деревушки. В паузах они произносили непонятное звучное слово «оле!». Оно дополняло песню и в то же время казалось одобрением ее. Старик кончил. Музыкантам мы поднесли вина. Медленно выпив, слепой опять подал знак гитаристу. Теперь старик пел плясовую. Гитара буйно звенела, кончиками пальцев музыкант постукивал по деке, и нам слышался стук кастаньет и каблуков танцоров.

Много несен услышали мы в тот день на крохотной площади рыбацкой деревушки. А когда под вечер медленно поднимались к станции, страна казалась нам уже знакомой и близкой.

Поздней ночью мы прибыли в Барселону. Большой город был затемнен. Здесь уже была война и пахло гарью недавно потушенных пожаров. Город бомбили итальянские самолеты, прилетевшие с Балеарских островов.

День мы провели в Барселоне, а ночью опять в путь. На этот раз в автомобиле по прекрасному шоссе. Впереди Валенсия. По этой прибрежной дороге в глубокой древности шли готы, тяжелые римские легионы и скакала конница мавров. Вот следы римского владычества — триумфальная арка, воздвигнутая в честь какого-то императора, вот грандиозный виадук водопровода. Слева — теплое Средиземное море, справа — бесконечные благоухающие апельсиновые сады, а за ними — гряда невысоких гор.

Подъезжая к Валенсии, мы увидели итальянские бомбардировщики. Черные клубы дыма поднимались над городом. Слышались глухие разрывы, частая стрельба зенитных орудий. Небо было усеяно белыми облачками от многочисленных разрывов снарядов. Откуда-то с юга появились республиканские истребители, они отогнали итальянцев, и мы, проследив их полет, продолжили путь. На улицах Валенсии уже было много народа, с воем проносились санитарные автомобили. Под пышными, высокими пальмами сквера, как заснувшие слоны, стояли огромные крытые грузовики, застигнутые бомбежкой на пути к фронту.

Шофер подвез меня к отелю «Мажестик», где размещались советские военные советники.

Здесь я и познакомился с Григорием Сыроежкиным. Меня сразу захватила в плен беспрерывная смена выражений его глаз. То озорные, то задумчивые, то по детски наивные, они заставили меня залюбоваться им. Буйная русая шевелюра, мужественное лицо, словно вырубленное из гранита. Высокий и широкоплечий, он говорил слегка глуховатым, как бы простуженным голосом. Держался просто, скромно, даже чувствовалась и нем какая-то застенчивость, делавшая его еще более обаятельным.

Сыроежкин был старшим советником 14-го партизанского корпуса испанской республиканской армии, и я поступил в его распоряжение. Армейская субординация укореняется в человеке за время военной службы, и поначалу я чувствовал себя не в своей тарелке, разговаривая с новым моим начальником в комфортабельном номере валенсийского отеля «Мажестик». Представляться начальству в такой обстановке мне раньше не приходилось.

Человек, сидевший передо мной, был не по-военному, просто одет, на нем были серые брюки и рубашка с отложенным воротничком без галстука. Внешний вид Сыроежкина никак не соответствовал его должности — советника корпуса.

Испанцы называли его Гриша Грандэ — Гриша Большой. Это прозвище привилось и среди советских товарищей.

Для испанцев было непостижимо, как человек, занимающий высокое положение, не чванится, не придает никакого значения внешним атрибутам, по-простецки разговаривает со всеми и ничем не походит на генералов, знакомых им по старой королевской армии.

В своем неизменном штатском костюме Сыроежкин казался человеком, который вышел из дому на несколько минут. Пиджак и крупнокалиберный пистолет он почти всегда оставлял в автомобиле, где на полу перекатывалось с десяток ручных гранат-лимонок, запалы от которых он носил в портсигаре или небольшом дорожном несессере. Другой пистолет — «вальтер» — находился в заднем кармане брюк. Вряд ли эта огнестрельная «игрушка» могла считаться серьезным оружием в бою! Еще до того, как я впервые увидел бесстрашного разведчика Григория Сыроежкина в Испании, мне довелось многое слышать о его славных делах. Вокруг его имени ходили легенды. И вот стою я перед ним, совсем не «легендарным».

Прежде чем начать со мной разговор, Сыроежкин, как бы прицеливаясь, раза два посмотрел на меня. Затем достал из кармана затрепанную записную книжку, полистал ее и не глядя сказал:

— Значит, ты командовал авиационной частью? Кажется так? Но здесь летать тебе не придется. Да, не придется… — Он помолчал, снова полистал свою книжку и продолжал: — В Испанию присылают летчиков-добровольцев и спустя полгода меняют. Конечно, тех, кто вытащил счастливый билет и не остался в здешней земле. Так-то… Война! А ты не только летчик, но и пограничник, оперативный работник. Здесь такие очень нужны. Здесь найдется для тебя важная и интересная работа. Ну как?